Алан Берлинер: «У человека нет ничего, кроме собственного опыта»

Беседа с режиссером "потайных карманов"

29 января 2014 Наталия Бабинцева

Алана Берлинера называют режиссёром «потайных карманов». Его официальный сайт сложен из множества ящичков, открыв которые, оказываешься под завалом картинок, никак не связанных между собой. Он собрал огромную коллекцию кинокадров, где люди включают и выключают свет. Ежедневно он снимает своего сына, но не уверен, что из этого материала сложится фильм. Берлинер снял кино о своем деде, отце и дяде, фильм о звуке собственного имени и смонтировал ленту о своей бессоннице — всего шесть картин с 1986 по 2012 год. Он никогда не говорит «мы» и «они», его не интересуют политики, маргиналы и звезды. Единственно возможным способом делать кино он считает разговор от первого лица.

В то время как современные документалисты обращаются по преимуществу к социальным темам, вы решаетесь говорить о себе, о своей семье, о своих болезнях, болезнях родственников и даже о собственном имени.

— Позиция человека, поучающего мир, — не моя. Я уже двадцать лет делаю такие личные фильмы. Это проект всей моей жизни. Здесь нет выбора. Возможно, документальное кино сейчас ориентировано на социальные темы, но я хочу делать то, что мне интересно.

Но когда-то же вы для себя решили: буду говорить от первого лица? Мало кто в современном документальном кино решается сказать «я».

Есть такие аспекты человеческой жизни, о которых можно рассуждать, только говоря о себе. У человека вообще ведь ничего нет, кроме собственного опыта, это единственное, чем он может делиться с миром. Я мог бы, наверное, снять кино о вашем больном дяде (речь о картине Берлинера «Двоюродный дядя» — Н.Б.). Я, наверное, мог бы смонтировать фильм о чьей-то бессоннице (картина «Бессоница. С широко открытыми глазами». — Н.Б ), но я бы никогда не смог раскрыть эту тему так глубоко, если бы не спрашивал самого себя. Тут есть вызов, я знаю. Люди не привыкли к сокращению дистанции. Но я хочу быть предельно честным, хочу показывать проблемы с их обратной стороны.

С обратной стороны чего?

Это вопрос (смеется). Наверное, это называется «вывернуться наизнанку». Вот чем я занимаюсь. В современном политкорректном мире это считается не совсем приличным. На вопрос «как дела?» принято отвечать «ок», а я долго и уныло рассказываю, как на самом деле идут мои дела, что мне снилось, и в каком месте болит.

Вы лукавите, потому что «Двоюродный дядя» — это о чем угодно, только не о том, где болит. Есть много фильмов про болезнь Альцгеймера — в клиническом понимании, но вы же снимали картину о другом?

Это был трудный опыт, потому что речь шла о близком человеке (герой фильма Эдвин Хониг, двоюродный дядя режиссера, поэт, переводчик с испанского и португальского, потерял память. — Н.Б.). И этот человек был действительно очень болен. Понимаете, мы привыкли определять человека через его слова и поступки. А скорее даже — через наше понимание его слов и поступков. Здесь же мы попадаем в ситуацию, когда прежние дела и слова больше ничего не значат, потому что человек их не помнит. Он вне наших суждений о нём. И всё равно он есть. И это тот же самый человек.

Тогда зачем вы вмонтировали в этот фильм воспоминания родственников? Это довольно необычно для вас — такой прямой ход.

Чтобы зритель понял, что все эти слова и воспоминания близких больше не имеют отношения к этому человеку. Он вне зоны доступа. Вы заметили, что все говорят о нём в фильме в прошедшем времени? Меж тем он жив.

У вас весь дом забит ящичками с картинками и документами. Сами боитесь что-то забыть и растерять?

Знаете, после каждого своего фильма я беру годовую паузу. Чтобы забыть, каково это — снимать кино. Забывать — это тоже искусство. И надо об этом помнить.

Непохоже, что вы расписываете фильмы заранее. Интересно, как выглядит ваш синопсис?

Студентам киношкол лучше его не видеть! Вначале я очень мало знаю о фильме, вы правы. Фильм подобен путешествию. Я делаю открытия по ходу съемок. Исследую свой опыт. Делать фильм-коллаж — это колоссальный труд, а я ещё и стремлюсь к совершенству каждой склейки. Мой любимый российский режиссер — Дзига Вертов. У него я учился монтажу. Мне бы хотелось, с одной стороны, чтобы монтаж производил впечатление очень точной работы, а с другой, — казался спонтанным. Чтобы мои фильмы выглядели как поток мыслей, где есть и хаос, и сюрпризы, и своя логика. Решаясь на этот путь, я не знаю, что меня ждёт в финале. В традиционном варианте у фильма есть продюсер, режиссёр, сценарист. Я же — один во всех лицах.

В гостевой книге на вашем сайте я обнаружила отзыв: «Этому режиссёру веришь — он одинок перед всем миром».

Ну, в жизни я не очень одинокий. А в фильме я один, это правда. Мне нравится в одиночку работать над картиной. Писатель пишет наедине с собой, художник наедине со своей палитрой — это единственно возможное условие для творчества.

В фильме «Бессоница. С широко открытыми глазами» вы представляете себя потребителем и коллекционером зримых образов. Насколько это вообще свойственно современному человеку?

Современный человек ежедневно потребляет сотни, тысячи образов. У каждого из нас в голове есть такая копилка. Этот поток информации сводит с ума: мы не ложимся спать, потому что не можем остановиться, выключить телевизор, выйти из интернета. Давным- давно я заключил своеобразную конвенцию с самим собой - дал себе слово, что буду ежедневно собирать трогающие меня образы. Вы уже заметили, как много их накопилось за двадцать лет (смеется). Я ничего не выбрасываю: вырезки из журналов, фотографии незнакомых людей, отрывки из чужих фильмов, хроника, домашнее видео — всё храню и потом использую.

Есть ли у вас на родине свой зритель?

Вы удивитесь, но у меня с этим всё в порядке. Мои фильмы показывают по американскому телевидению. Меня регулярно приглашают на Сандэнс, фестиваль, куда отбирают только 16 картин. Меня балуют стипендиями. Компания HBO (производитель «Клана Сопрано» и «Секса в большом городе». — Н.Б.) выделила мне деньги, чтобы я снимал фильмы о себе. А когда спрашиваю, есть ли какие-то пожелания у генеральных продюсеров, они отвечают: «Только одно — снимай так, как ты это всегда делаешь». Это необычно.

Ваши фильмы — уникальное явление для Америки. Ваши коллеги предпочитают снимать фильмы на очень злободневные темы, критиковать общество, показывать инвалидов или маргиналов…

Документальное кино, занятое социальной тематикой, играет важную роль в обществе. По крайне мере, так принято думать. Я рассматриваю неигровое кино либо как окно, либо как зеркало. Традиционное документальное кино — это окно. Окно, через которое зрители сморят на мир и узнают о существовании других людей и других проблем. Моё кино - скорее зеркало. Зеркало, в которое ты смотришь, чтобы узнать что-то о себе. Фильм «С широко открытыми глазами» — это автопортрет человека, страдающего бессонницей. Но в каком-то смысле это и портрет того мира, в котором я живу. Время делает меня таким, какой я есть, а я, в свою очередь, отражаю время. Это двусторонний процесс. В фильмах я задаю много вопросов. Именно эти вопросы и важны. Ответы не столь обязательны.

Разве современный зритель ходит в кино затем, чтобы ему задавали вопросы? Он ведь ждёт, что его будут развлекать.

Я борюсь с этим своими фильмами. Нынче документальное кино приходит в кинотеатры, по крайней мере, в США. Зритель устал от коммерческого кино, ему интересно увидеть какую-то другую правду. И тут важно соблюсти баланс между тем, чем вы действительно увлечены, и тем, что нужно и можно показывать.