Открытие Америки

От Голливуда отбрыкиваться не стоит

Знаменитый критик и кинорежиссёр, один из зачинателей французской Новой волны Эрик Ромер свидетельствует: в конце 40-х годов прошлого века американское кино уважением в Европе не пользовалось. Во Франции, где левые политики были тогда в силе, дела обстояли совсем драматично: «Базен и Астрюк — единственные, кто хорошо отзывался об американском кино. Это считалось чудовищным — в эпоху холодной войны — хвалить американское кино».

Политизированные интеллектуалы переносили своё недовольство Америкой на достойную, зачастую выдающуюся продукцию. Ромеру, Риветту, Годару и Трюффо, сплотившимся вокруг журнал «Кайе дю синема», пришлось потрудиться, чтобы привить и соотечественникам, и европейцам объективный взгляд на заокеанское искусство.

Для начала молодые люди поработали в зрительном зале: «Я представлял программы в Киноклубе Латинского квартала... Мы посмотрели огромное количество фильмов, особенно американских фильмов 30-х годов. Интерес этого киноклуба был в киномании, в показе как можно большего количества картин, без дискриминации. Он отличался от Университетского киноклуба, у того была теория, он представлял кино по заветам критики... А у нас показывали всё подряд, что позволяло нам и нашей публике говорить: «Вот это шедевр, а это — нет» (Э. Ромер).

«Без дискриминации», то есть без предубеждений, — вот верный признак интеллектуальной честности. Носители мертвого «книжного» знания из Университетского киноклуба поклонялись богу Статусу. Им авторитетно сообщали, что хорошо, а что плохо. То, что отбраковывалось, и вовсе не попадало в поле зрения. То, что захваливалось, всё равно проходило мимо глаз и мимо душ, ибо просмотр, по сути, превращался в акт поклонения, в ритуал верности тому или иному Статусному мастеру.

Американцы (вы не поверите!) в число Статусных мастеров не попадали. Европейцы много о себе воображали, американская массовая культура казалась им слишком развлекательной. Хичкок и Хоукс почитались за производителей «дешёвки».

Новая волна героически боролась с политиканами от кино. «У нас были одинаковые литературные пристрастия, и это очень важно. Есть два автора, о которых мы тогда говорили: мне кажется, что и теперь их можно бесконечно обнаруживать в основе наших фильмов: это Бальзак и Дэшиел Хэммет» (Э. Ромер).

По-настоящему героическое сближение! Отважиться написать через запятую главного национального прозаика всех времён, суперклассика, и свежеиспечённого американского сочинителя сомнительных криминальных романов — это Поступок.

Молодые французы — пока ещё критики, в недалёком будущем режиссёры — не стремились эпатировать. Они хотели отказаться от штампов, вытаскивали живое отовсюду: из нетленной классики, из бульварной текучки. Их не могла сбить с истинного пути агрессивная американская политика, ведь политики со своими жестокими глупостями приходят и уходят; художники за политиков не ответственны.

В сегодняшней России я наблюдаю массовое неприятие американского кино. Его смотрят. Да что говорить, его смотрят практически все социально активные и психически вменяемые граждане, однако уровень неприятия с каждым новым просмотром только увеличивается. На этом сходство с послевоенной французской ситуацией заканчивается. Там была левая элита, которая всячески сопротивлялась правому американскому курсу. Вульгарно переносили политическое неприятие в область искусства, и это даже слишком понятно.

Но у нас в России всё гораздо любопытнее. Недавно политолог Михаил Ремизов позволил себе следующее честное признание: «Я себя отношу к той генерации, которая застала распад СССР в сознательном, но не деятельном возрасте. <...> Это действительно одно из поколенческих переживаний — ощущение, что мы пришли к шапочному разбору. Но главное — это исходное, осевое переживание утраты социального порядка и поражения в холодной войне. Отсюда острая потребность в реванше. Я вообще думаю, что главное переживание моего поколения — реваншистское».

Здесь — ключ. Америка воспринимается как некий «злой дядька», разваливший СССР и поставивший постсоветских россиян в неудобную позу. И это притом что большинство наших людей, регулярно потребляющих американское кино в кинотеатрах, в Сети и перед громадными домашними плазменными экранами, вполне себе хорошо устроились. По меньшей мере перед экраном. У них, кто регулярно смотрит, есть необходимый минимум и досуга, и комфорта.

При этом чего только не прочитаешь в СМИ, не услышишь в частных разговорах. Мало кто представляет себе реальный масштаб отвращения/неприятия. Даже те, кто потребляет только американское кино, всё равно оценивают его невероятно низко.

Типовые претензии к Голливуду, кроме необоснованных претензий по драматургии и по содержанию: «Технология у них подменяет всё», «Безнравственность! Хорошая, комфортная, сытая жизнь у американцев на первом месте, даже о серьёзных вещах снимают хохмы, или с перестрелками, или с трупами», «Извращают историческую реальность, везде и всех, дескать, победили американцы. И нам, и всем это экспортируют», «Актеры играют слишком натужно, не как в жизни, все чувства рассчитаны», «Пошло, много туалетного юмора», «Мировой прокат у них, всё куплено. Америка выкачала деньги из мира и перенаправила на идеологическое оболванивание стран и народов»…

Молодежь подключается к реваншистским настроениям не хуже тех, кто пережил распад Советского Союза. Но реального понимания американского кинематографа в этом неприятии нет никакого.

Кинематограф этот и сложно устроен, и гуманистически сориентирован. Да попросту говоря, он устроен слишком сложно для тех, кто не культивирует в душе ничего, кроме Великой Обиды.

Когда в третьеразрядной картине «Мистер и миссис Смит» (2005) персонажи Брэда Питта и Анджелины Джоли, будучи секретными агентами, получают заказы на уничтожение друг друга и начинают обоюдоострую войну, наш зритель в лучшем случае смакует натуралистические сцены со взрывами, перестрелками и мордобоем.

Ему не приходит в голову воспринимать сюжет в качестве универсальной метафоры: современный брак — это зачастую война на уничтожение, это клубок тайн и это бессознательная ненависть непонятно зачем сочетавшихся разнополых особей.

Бытует уверенность в том, что брак «гарантирует» правильное развитие отношений. Как говорится, стерпится, слюбится. Терпят десятилетиями, загоняя ненависть в подкорку. Хорошие художники вытаскивают эти бессознательные процессы наружу. Буду возвращаться к примерам такой мастерской работы. Родина когда-нибудь повзрослеет и злобствовать перестанет. Не секрет, что воля к реваншу и сопутствующая злоба разрушают душу. А людям с разрушенной душой вообще ничего не жалко. Мало, что ли, было на моей земле разрушений?

И ещё. В Америке всегда культивировалось равновесие: чем агрессивнее становились капитал с военно-промышленным комплексом, тем изобретательнее и мудрее противостояли агрессивности внутренние силы, сориентированные на духовный поиск.

«Что бы вы ни делали ради заработка самого по себе, вы не работали, а просто-напросто бездельничали или того хуже», — говорил в своей публичной лекции Генри Дэвид Торо ещё в 1854 году. «Целью работника должно быть не стремление добыть средства к существованию или получить «приличное место», но хорошо сделать своё дело… У общества нет таких богатств, которыми можно было бы подкупить мудрого человека. Можно собрать достаточно денег, чтобы прорыть туннель в горе, но нельзя собрать столько, чтобы нанять человека, занятого своим делом. Толковый и стоящий человек делает то, что может, платит ли ему общество за это или нет» (Г.Д. Торо).

Кто это говорит?

Это говорит нам каждый американский художник, каждым новым фильмом. Когда-то я подробно описал картину Click (2006) с Адамом Сэндлером в роли типового трудоголика и с Кристофером Уокеном в роли соблазняющего его дьявола. Герой Сэндлера — прекрасный семьянин, добряк и мастер своего дела, не подкопаешься. Его ошибка малозаметна: парень все время планирует, ставит на упорный труд и на будущий успех. Все это, конечно, во благо родных и близких. Во благо американской родины.

Авторы придумали смелый ход. Дьявол вручает герою универсальный пульт, позволяющий проматывать «неинтересные моменты» жизни, как мы делаем это при просмотре кинофильмов. В результате жизнь прошла мимо, а самоотверженность обернулась смертным грехом. Ведь герой «пропустил» и взросление детей, и старение собственного отца, нуждавшегося в моральной поддержке, и его одинокую смерть. Супруга ушла к другому мужчине, но герой не заметил даже этого, настолько был увлечён идеей планирования жизни.

Планировал, а по сути, насиловал. Жил не в настоящем, а в будущем, заботился о завтрашнем дне слишком настойчиво.

Здесь метафора гораздо более тонкая, нежели в «Мистере и миссис Смит». И что же? Добрый десяток читателей «Нового мира» из числа литработников и деятелей культуры нашли способ лично высказать мне своё неудовольствие.

Эти продвинутые люди доверились моему тексту, приобрели лицензионные носители и просмотрели картину в кругу семьи или в кругу друзей. При этом никто, ни семья, ни сами мастера искусств, не нашли в фильме ничего, кроме «сортирного юмора» и «пошлости».

Развлекательная форма американских фильмов — способ облегчить потребление, указание на демократичный характер зрелища. При этом развлекательные фильмы не составляют большую часть американской кинопродукции.

Кстати, в Советском Союзе с его всеобъемлющей цензурой умели тем не менее объективно оценивать качественную американскую продукцию. В одном коллективном сборнике 60-х встретил разбор картины Альфреда Хичкока «Психо», осуществлённый неизвестным мне А. Александровым.

Заканчивается вроде бы ругательно: «Наряду с развлечением зритель хичкоковского фильма (а ведь он видит десятки подобных фильмов, созданных эпигонами Хичкока) получает каплю медленно действующего яда. Яда, убивающего в нём Человека». И в целом автор искренне не умиляется, не радуется «мастерству» Хичкока. Хотя никакого навета или поклёпа нет и в помине, картина пересказана подробно, толково. Из текста следует, что смотреть её советскому зрителю незачем. Дело в том, что у нас не сложились полноценные жанровые модели. У нас считывают кино буквально, а у американцев в ходу аллегория. Поэтому, будь «Психо» допущено в тогдашний советский прокат, неподготовленный зритель воспринял бы его как пропаганду кровавой расправы.
«Марион едет в машине. Рядом в сумке притаился пакет. Девушка изредка взглядывает на него. Она уже не принадлежит себе. Пакет ведёт машину, управляет поступками девушки. Воля парализована, сознание не руководит человеком, а лишь вслушивается в самое себя», — пишет Александров, и это анализ очень высокого уровня.

Получается, пакет украденного бабла руководит поступками героини! Автор рецензии увидел суть, ту суть, которая и сегодня современна, и которую в 2013 году отечественные мастера не передают, ибо в основе их метода иные приёмы: что вижу, то пою. Американцы же захотели и научились показывать абстрактные вещи, например, отчуждение.

«...сквозь стремительно нахлынувший мрак, физический и духовный, дорога вывела Марион словно бы в иной мир — в мир мрачного психоза. Психоза, уже в чистом виде воплотившего в себе трагическую власть чувства над разумом и волей человека», — пишет советский рецензент. То есть Пакет, управлявший машиной, доставляет героиню в Нижний мир, где отчуждение человека от себя самого и добровольная отдача себя во власть призраков доведены до логического предела, где человек-автомат по имени Норман убивает всех подряд по подсказке давно мёртвой матери. Кажется, марксизма здесь даже больше, чем фрейдизма.

Марион и Норман — двойники! Этими людьми из плоти и крови управляют неживые сущности: пакет с деньгами и призрак матери.

Полагаю, это по-настоящему глубокое кино. О чём-то подобном — об экранизации Марксова «Капитала» — мечтал ещё Сергей Эйзенштейн.

Если разобраться, в нашей стране придумали «американское» кино задолго или одновременно с самими американцами. Что такое, например, «Тимур и его команда» Аркадия Гайдара? Разве не комикс, где действует красивый и сильный супермен, защитник слабых и обиженных?

«Все обернулись и расступились. И перед Женей встал высокий темноволосый мальчуган в синей безрукавке, на груди которой была вышита красная звезда.

— Тише, Женя! — громко сказал он. — Кричать не надо. Никто тебя не тронет. Мы с тобой знакомы. Я — Тимур.

— Ты Тимур?! — широко раскрывая полные слёз глаза, недоверчиво воскликнула Женя. — Это ты укрыл меня ночью простыней? Ты оставил мне на столе записку? Ты отправил папе на фронт телеграмму, а мне прислал ключ и квитанцию? Но зачем? За что? Откуда ты меня знаешь?»

Всегда забавно слышать наезды на американскую броскую продукцию из тех же самых уст, которые печалятся по поводу «уничтоженного Западом» отечественного культурного наследия.

Однако теория заговора непродуктивна. Допустим, Гайдара уничтожил в качестве боевой единицы тот, кто записал его в идеологическую обслугу большевиков. На деле писатель обслуживал народившееся «массовое общество», поставляя ему здоровую образность мирового уровня.

Америка ни при чем. Необходимо остановить всенародную истерику. Нужно открыть «америку» в себе. В том смысле, в каком открывают таинственную землю, чреватую необходимыми стране новыми смыслами.

«Тимур поднял голову…

Он окинул взглядом товарищей, улыбнулся и сказал:

— Я стою… я смотрю. Всем хорошо! Все спокойны, Значит, и я спокоен тоже!»