Русская литература в 2014 году. Март

Секс с литературными героями, песня метеорита, сочинения Крусанова, Моторова и диктант Иванова

12 апреля писатель Алексей Иванов, автор романов "Географ глобус пропил", "Золото бунта", "Парма", прочтет на радио свой текст  для "Тотального диктанта". Каждый сможет послушать, что известный писатель сочинил специально по этому случаю, записать под диктовку и проверить свою грамотность.

Тексты для "Тотального диктанта" создаются по особым правилам, составленным экспертами. Статистика утверждает, что на "отлично" диктант пишут от 1 до 2 процентов участников.

В первом диктанте участвовали в 2004 году полторы сотни человек, а в прошлом - целых 32 тысячи в 180 городах России и мира. В разные годы тексты диктанта писали Борис Стругацкий, Дмитрий Быков, Псой Короленко, Захар Прилепин, Дина Рубина.

Вот прошлогодний текст Дины Рубиной про интернет. Про, грубо говоря, его плюсы и минусы. На мой взгляд, минимально содержательный. И вряд ли потому, что заказной – история мировой литературы знает добротные произведения, сделанные «на заказ».

С другой стороны, не проще ли и полезнее попросить кого-то из близких продиктовать отрывок из "Войны и мира", допустим, про дуб, с которым князь Андрей был дважды согласен, и сравнить - все ли запятые и двойные "н" на месте.

Известно, что главной темой текста Алексея Иванова станет любовь к родине:

Основная идея - любовь к Родине закладывается в детстве. Но таков парадокс, что детство все дальше, а Родина все ближе, или наоборот, Родина все ближе, а детство все дальше...

Иван Карамазов как грех

ВКонтакте выявляли литературные предпочтения односетчан по принципу "7 смертных грехов" с помощью таких вопросов:

1. Жадность. Ваша самая дорогая книга?

2. Гнев. Какое произведение вы бы сожгли?

3. Обжорство. Какую книгу вы с удовольствием заново и заново перечитываете?

4. Лень. Какую книгу вы бросили читать?

5. Гордость. Какую книгу вы упоминаете, если хотите выглядеть интеллектуалом?

6. Похоть. С каким литературным персонажем вы хотели бы переспать?

7. Зависть. О какой книге жалеете, что её написали не вы?

Отвечали дамы, и любопытно, что среди героев-любовников почти не оказалось персонажей русской литературы, кроме классических Андрея Болконского и... Ивана Карамазова. Вдвойне любопытно, что дама, воспылавшая любовью к герою "Братьев Карамазовых", призналась, что не смогла дочитать "Бесов" того же автора. А по мне так Николай Ставрогин куда сексуальнее старшего из братьев. Поди пойми женскую душу! Подробнее.

Толстые и тонкие

Книжными кафе удивить трудно, но все-таки можно. В Красноярске открылось заведение "Фёдормихайлович" - два книжных зала, взрослый и детский, и один "общепитовский". Удивляться полагается не названию, а тому факту, что цена книги в кафе прямо пропорциональной толщине издания - 70 рублей за 1 см.

Уверен, впрочем, что это не более чем маркетинговый ход, и через пару месяцев продавцам и покупателям смертельно надоест прикладывать линейку к книжным корешкам.

Метеорит на них есть

Так странно судьбу твою звезды сковали:

Орбиты неровной начертан узор.

Ты здесь уже был, только помнишь едва ли,

Как начал с планетой вести разговор...

Это только малая толика рифмованных слов из сборника "Вселенной легкое касанье...", посвящённого метеориту, упавшему под Челябинском год назад. Гостя из космоса воспели в стихах, частушках, сказках и даже в монологе от лица самого виновника торжества:

Ух ты, я вижу кучу домов! Что это?

Я назову это городами. А это… это — вода! Не может быть!!! Я падаю

в нее, мое сердце сжимается от радости и интриги…

Полностью книгу можно прочесть на сайте Челябинского краеведческого музея.

Нужно только решить - зачем?

Считается, что невероятная легкость словоизвержения во Всемирной сети сильно повлияла на рост числа графоманов. Скорее всего, это так. Но это, что называется, частная инициатива каждого отдельно взятого графомана. А вот зачем такую инициативу проявил целый, причем государственный, музей - одному метеориту известно.

Кормить миф

Книга "недомемуаров" - по авторскому самоопределению - критика и писателя Романа Арбитмана "Как мы с генералиссимусом пилили Луну" - это и апология пародийного жанра, и его разоблачение в одном флаконе.

Всякая пародия - это по сути мистификация, смысловая ли, стилевая, или какая иная. Некогда и я ею увлекался: несколько лет подряд ежедневно писал мини-фельетоны, пародируя российские политические новости на первой полосе одной столичной газеты. Скажут условные Ельцин или Лужков нечто эпохальное, а я и рад довести смысл высказывания до невозможного абсурда. Читалось (и писалось) это на ура. Но - и это важно - читалось однократно. Как и любая газетная заметка.

Арбитман по части мистификаций куда плодовитее меня. Книг, статей, интервью он выпустил множество - остроумных и актуальных. И вот решил подвести некоторые итоги, раскрыть карты, а заодно посмеяться над недотепами, что принимали его пародии за чистую монету.

К примеру, в книге "История советской фантастики" Рустам Кац (один из псевдонимов Арбитмана) описывает, как на Потсдамской конференции Сталин предложил Трумэну поделить Луну.

Нынче, спустя полтора десятка лет, Арбитман, собравший богатый урожай "человеческой глупости", делится им в книге. Несть числа тем, кто принял Каца за чистую монету, воспроизвел, прокомментировал, принялся делать выводы и прогнозы.

Арбитман иронизирует, Арбитман смеется, Арбитман разоблачает и ужасается. И по делу.

Другой пример - любовный треугольник "Ленин-Крупская-Арманд". Душещипательная история вышла из-под пера уже Льва Гурского - другой псевдоним Арбитмана. В финале Крупская со Сталиным душат беспомощного Ленина подушкой, и Надежда Константиновна отдается будущему диктатору. Здесь автор ссылается на дневник самой Крупской из некоего "Бостонского архива".

В свежей книге Арбитман приводит комментарии и даже просьбы известных людей помочь получить доступ в этот архив. Снова смеется. И снова по делу.

Но!

А если бы Арбитман-Кац-Гурский-или-как-его-там попробовал написать не про Ленина-Сталина-Крупскую, а про Васю Пупкина?

Залети тот Вася случайно на Марс, поднявшись на параплане где-нибудь под Смоленском, никто бы и не заикнулся просить у Арбитмана-Гурского-Каца доступа ни в какие архивы. Все бы приняли это сочинение за обычную фантастику.

И Арбитман не смеялся бы ни минуты. И тоже по делу.

Потому что успех мистификаций таится не столько в их литературных достоинствах, сколько в мифах, на которые они работают.

Кац и Гурский играют с могучими, со вселенскими мифами, имя которым - "Ленин", "Сталин", "СССР", "Кастро", "Брежнев" и так далее, в порядке убывания мощи. Они и сегодня "живее всех живых", поскольку сыграли важнейшую роль для современной истории. А коль скоро эти мифы живы, то вправе требовать регулярного питания. Они неприхотливы, всеядны, их подпитывает, подкармливает любая реникса - чепуха, если по-нашему.

А вот мифологию «васи пупкина» прокормить куда сложнее, поскольку интересна она исключительно его друзьям и родственникам. Я это к тому, что талантливые мистификации и пародии возможны только в ограниченном пространстве-времени, покуда жива та или иная мифология. Забудут Ленина, и миф его окостенеет, как окостенел миф о Калигуле. А если и воскреснет, то разве ненадолго и в каких-нибудь романах, пьесах, операх.

Поэтому, совершенно прав критик Лев Данилкин, чьи слова Арбитман приводит в своей книжке: «Сталин помалкивал про Луну, но он МОГ сказать это; он и сказал - у Арбитмана-Каца, по крайней мере».

«Дон Кихот» - величайшая книга "всех времен и народов" и самая что ни на есть пародия.

Сервантес пародирует давно мертвый рыцарский миф, а книга еще как жива.

Но тут совсем другая история. Во-первых, во времена Сервантеса этот миф был еще теплым. А во-вторых, и в главных, Сервантес создал своего "васю пупкина" настолько универсальным героем, что тот легко выломился из остывающего мифа, и пошел гулять сам по себе.

Собака дождя

Книга петербургского фундаменталиста Павла Крусанова "Царь головы" - это сборник рассказов, объединенных попыткой создать новую петербургскую мифологию, без Лениных. Мелькнет, впрочем, и здесь упоминание мифологического персонажа русской истории - "колдуна" Якова Брюса, но вскользь.

И вот что выясняется, когда перелистываешь последнюю страницу предпоследнего рассказа: не получается у Крусанова с Питером.

Вроде и колорит адекватный - мрачный, сырой и пьяный, а миф не прорастает. Такой, чтобы как в гоголевских повестях. Не прорастает он в рассказах ни при вселении души в чужие тела; ни при обретении "мешка света", сулящего своему обладателю какие-то невероятные творческие откровения; ни с "наладкой" человеческой души, призванной смирить "внутренний труп". Все потому, что сегодня «в людях покойники особенно сильны — нынешний покойный человек находится в постоянном контакте со своим трупом и подлейшим образом стремится ему угодить, поскольку всякий раз труп обещает удовольствие и безнаказанность и всякий раз лжёт, а покойный человек склонен прощать свой труп, как любящая мать прощает злые шалости ребёнка...»

Читаешь эти истории с интересом, но забываешь сразу по прочтении.

Впрочем, вру.

Книгу Крусанова обрамляют два рассказа с полновесной живой и даже красивой мифологией. Казус в том, что те мифы не имеют отношения к Питеру, а растут и питаются далеко за городскими воротами. Что называется, в гуще народной жизни.

В первом рассказе сборника "Собака кусает дождь" - это русская деревня. В последнем рассказе "Глина" – казахская степь. В них-то древнейшая хтонь восстает из земли во весь рост. "Глину" я бы смело назвал шедевром: поди разгадай, кто там кому снится: монах ли бабочке, или бабочка монаху.

Правда как чудо

Начинал читать новый роман Алексея Моторова "Преступление доктора Паровозова" не без некоторого скепсиса. Мне казалось, что на пятистах страницах пойдут сплошняком врачебные байки. Веселые, грустные, увлекательные и поучительные, но байки.

Оказалось - нет. Конечно, и баек хватает. Одних персонажей, думаю, не меньше сотни. Все прописаны живо и весело, но суть не в том.

Моторов, автор книги «Юные годы медбрата Паровозова», не только описал жизнь своего лирического героя, врача, но и вплел в мозаичное повествование увлекательный детективный сюжет. По объему он занимает немного места, но "держит" весь роман, придает ему жесткость. События происходят в октябре 1993 года, когда танки стреляли по Парламенту, а восставшие атаковали Останкино. На этом фоне остальные эпизоды из книги читаются еще и как своеобразные комментарии к главной теме, даже если прямого отношения к ней не имеют.

Вот, к примеру, две истории. В первой главный герой, врач-реаниматолог чудом спасает девушку-самоубийцу, в другой - взрослый негодяй пытается заставить маленькую девочку оболгать главного героя, еще подростка.

Моторов объединяет их таким заключением:

И еще нам говорили, что каждый год третьего августа она празднует свой второй день рождения. А те, кто в курсе, что случилось тогда, считают происшедшее чудом.

А мне кажется, что если и говорить о чуде, то его сделала маленькая девочка, стоявшая босиком на полу в пионерской комнате той далекой августовской ночью семьдесят восьмого.

А ведь и вправду - чудо.

Порой излишний пафос слегка смазывает впечатление от романа. Зная о том, что он написан практикующим врачом, невольно сравниваешь эту прозу с чеховской. Я практически ровесник автора, и во многом, наверное, его идейный единомышленник. Но уверен, что он смог бы добиться большей убедительности, не прибегая к прямым публицистическим высказываниям и оценкам. Как писатель Чехов. Писателю Моторову такое по силам.