"Живые и мертвое". Кино как история

О новой книге историка кино Евгения Марголита

Евгений Марголит. Живые и мертвое. Заметки к истории советского кино 1920–1960-х годов. 
СПб.: Сеанс, 2012. 224 с.

Ни одна книга по истории кино до сих пор не становилась универсальным ключом к истории страны. Теперь такая книга есть, и она уловляет не только исторические, но и бытийные процессы даже точнее и чище, чем фундаментальные труды специалистов-историков. Не потому только, что у ее автора абсолютный слух, какой бывает у музыкантов и у врачей милостью Божьей. Не потому, что советская история здесь постигается посредством такого инструмента, как искусство. Важно, что наблюдая историю кино, Евгений Яковлевич Марголит обращается к устройству живых душ и характеров, к идее становления и её проекциям на исторический ландшафт. Это становление личности тех, кто в зале, и кто на экране. Это становление экранного героя через преобразование, через слом иерархий, через всечеловеческое единение. Это ещё и становление взгляда на человека, то есть появление новой оптики. Наконец, это идея становления как непрерывного тока жизни, электризующего и революционизирующего век. Она же - идея становления бытия в каждой подробности каждого мига. Именно эта идея образует онтологический фундамент умозаключений Марголита. Его труд, скромно названный «заметками», абсолютно принципиален для современной киномысли, для исторической мысли и является первым системным пособием по истории советского кино от Эйзенштейна, Довженко и Барнета до Шпаликова, Шукшина, Хуциева и Абдрашитова. Он и в самом деле состоит из статей, написанных в разное время для разных изданий и сборников, две из них — в соавторстве с Марианной Киреевой и Виктором Филимоновым, и содержит очень конкретные, очень предметные, полнокровные и необыкновенно заразительные разборы фильмов 20-х, 30-х и вплоть до оттепельных 60-х годов. Из них-то и вырастает целостный и яркий образ и «пасынков империи», и самого времени, не разорванного правителями и катастрофами, но напротив, единого, образ эпохи, органически обеспеченной будущим из каждого своего прошедшего периода. Книга откроет читателю немало имен, которые стоит знать и которые выпали даже из киноведческого обихода. Имена всем известных ремесленников и гениев кино помещены в талантливый контекст, и он отнюдь не ограничен тенью Левиафана — государства с его тотальным контролем. Дело в том, что книга Марголита, посвященная советскому кинематографу, выходит в революционный русский космос с его утопиями и атлантидами, христианством и язычеством, братством и братоубийством, карнавальной невесомостью и народным почвенничеством, патриархальным кругом природного бытия и личностью в единственном числе, в историческом спряжении, перед лицом выбора.