Разве бандиты так поют?

Памяти Геннадия Полоки

В уходящем году, 5-го декабря, не стало великого русского режиссера Геннадия Полоки. Каждый, конечно же, знает, что именно он поставил разошедшуюся на цитаты  ''Республику ШКИД''. Интересно, каждый ли знает при этом, насколько написанный Геннадием Ивановичем сценарий превосходит собственно литературный оригинал? Так называемый продвинутый зритель предпочитает на цитаты разбирать когда-то запретную ''Интервенцию'' и, разумеется, блистательную игру в шпионский боевик ''Один из нас'': руки-крюки, морда ящиком… заходи!

Еще ждут своего подлинного зрителя зрелые шедевры Полоки: ''А был ли Каротин? '', ''Возвращение Броненосца'', ''Око за око''. Мы же решили в память о мастере рассказать о той его ленте, о которой, пожалуй, не знает никто. Точнее даже - о том, что она должна была быть.

Несколько лет назад мы загорелись идеей сделать документальный цикл о параллельной истории советского кино - истории так никогда и не снятых фильмов, которые, тем не менее, могли бы войти в историю состоявшуюся. Таких картин, по тем или иным соображениям остановленных на разных стадиях производства, начиная годов с 30-х, набиралось немало. Но более всего нас грела мысль заснять здравствовавших на тот момент наших великих ''стариков'' - и, разумеется, в первых рядах – Геннадия Полоку, всегда бывшего блистательным рассказчиком.

Испробовав различные варианты, мы, в итоге, оказались с заявкой на свои ''Утраченные киноленты'' на телеканале ''Культура''. Там, будем честны, поначалу приняли проект более, чем благосклонно, даже назначили ориентировочную дату эфиров. Сопровождаемые разными хорошими словами, мы написали, в числе прочих, синопсис фильма о несостоявшемся дебюте Геннадия Полоки ''Чайки над барханами''.

Вот-вот-вот, чуть-чуть, сейчас… и тут у канала ''возникли серьезные проблемы с финансированием''. Подождите квартал, и еще квартал, и еще… а потом будущие картины и вовсе намертво убрали ''в резерв''. Видимо, мы так и не смогли объяснить тем, кто принимал решение, что вряд ли получится так долго ждать - не у нас, у наших потенциальных героев. Так оно, в итоге, и вышло. Мэтры уходили один за другим. Теперь вот не стало и очень ждавшего возможности обнародовать свою историю Геннадия Ивановича.

Что ж, как известно, ''нет человека – нет проблемы'': нет больше поводов у канала искать и тратить деньги на этот во всех смыслах маргинальный проект. Но нам очень бы хотелось, чтобы хоть в таком виде кто-то смог узнать о несбывшемся шедевре Геннадия Полоки – светлая память им обоим.

Эта история начинается весной 1960-го на московском Казанском вокзале: туда придет, чтобы сесть в поезд ''Москва – Ашхабад'',  Геннадий Полока. Тот самый Полока, что снимет потом ''Интервенцию'' и ''Республику ШКИД''. Недавнему выпускнику режиссерского факультета ВГИКа нужно ехать на ''Туркменфильм'' – ставить свою первую полнометражную картину.

Вообще-то, конечно, начинающий режиссер летел в Ашхабад самолетом, но у нас он поедет поездом – ведь нам по дороге очень многое нужно успеть рассказать. Например, про то, зачем московскому жителю ''Туркменфильм'', а ''Туркменфильму'' - ''понаехавший тут'' кинематографист. Ну нет покамест в Ашхабаде своих национальных кадров - а киностудия меж тем обязана как-то выдавать на гора хотя б по одной картине в год.

У столичного дебютанта свой интерес: на ''Мосфильме'' можно годами ходить во вторых режиссерах, а тут сходу - самостоятельная постановка.

Но Полока – не один такой: в начале 60-х по союзным республикам разъезжается целый выводок вгиковских выпускников. Попадают на ''Молдова-фильм'' Михаил Калик и Вадим Дербенев. Едет в Киргизию Лариса Шепитько, а за ней – Андрей Кончаловский. В Киеве обосновывается Сергей Параджанов, а на Одесской киностудии – Кира Муратова. На ''Таджикфильме'' снимает свой первый полный метр Владимир Мотыль. Их отправляют туда без высоких целей и стратегических планов – закрывать конкретные ''производственные единицы''. Однако ж случится так, что не этнические молдаване, киргизы, туркмены, а именно эти ''столичные штучки'' положат начало подлинно национальным кинематографиям этих республик.

Потому что они-то как раз едут туда не просто так: им хочется делать другое кино. Серо-серая реалистическая советская мелодрама, заунывная, как мелькающий за окном поезда дождливый среднерусский пейзаж, царит на центральных киностудиях. А этому поколению – и кинематографу в целом - нужен уже совсем другой язык: яркий, образный, вспоминающий на новом витке традиции великих советских лент 20-х годов. ''Пластическим кино'' назовет свои устремления Геннадий Полока; ''раскаленной реальностью'' - Андрей Кончаловский. И, кажется, что сами природа, быт, фольклор тех мест, куда они едут – такие фактурные, такие другие – помогут в этом юным новаторам.

Новаторы отплатят сторицей, сняв россыпь блистательных картин, где позвавшие их республики увидены восторженно-влюбленным взглядом неофита. ''Атаман Кодр'' и ''Колыбельная'' Калика, ''Зной''  Шепитько, ''Первый учитель'' Кончаловского, ''Дети Памира'' Мотыля, ''Последний месяц осени'' Дербенева, ''Тени забытых предков'' Параджанова... Что ни название – то веха, глава в истории советского кино, лауреат всевозможных фестивалей, наконец.

Казалось бы, носи на руках таких вот варягов? Однако – вот парадокс! - фактически каждая из поименованных лент выходит при отчаянном сопротивлении местных властей. Более того, от небытия их всякий раз спасает лишь начальственный окрик из Москвы. Единственное исключение, пожалуй, ''Дети Памира'' - да и то, видимо, дело здесь не в специфически мирном нраве таджикских киночиновников, скорее всего, те сочли небезопасным связываться с картиной, осененной именем Ленина.

И все-таки эти ''нацдебюты'' выходят, занимая со временем свое место в скрижалях. А кто сегодня слышал хоть что-нибудь о ленте ''Чайки над барханами''?  Не менее блистательный кинофильм Геннадия Полоки был закрыт. И не просто закрыт: по итогам съемок режиссеру было предъявлено обвинение по трем уголовным статьям, в двух  из которых значилось – ''вплоть до высшей меры''. Режиссер уцелел; его картина – нет.

Расстрел как возмездие за формалистические изыски? Такого не было и в 37-м. Меж тем, и впрямь в основе конфликта всех приезжих вгиковцев и всех местных чинуш – тот самый новый киноязык. Ну, в точности по Синявскому: У меня с Советской властью разногласия стилистические. Этот киноязык не просто был невнятен малообразованным партийным и советским бонзам национального разлива - он таил в себе угрозу краеугольному принципу их чиновничьего бытия: как бы чего не вышло.

Ведь фабульная составляющая всех этих лент – вполне правоверно-советская. Те же ''Чайки над барханами'', например - про героические ''одержание и слияние'' советских людей на строительстве Каракумского канала, и здесь отдельная увлекательная история: ведь ''Чайки над барханами'', между прочим, это решительно не известный сегодня киносценарий  Юрия Трифонова. Но это ведь слияние как повернуть... Судя по всему, у Полоки должно было получиться что-то в духе ''Время, вперед!'' Михаила Швейцера, где под напором задорной эксцентрики ''правильный'' сюжет переплавлялся в историю созидания очередного шестидесятнического Города Солнца.

Вряд ли подобная трактовка могла понравиться тогдашнему директору ''Туркменфильма'', дважды лауреату Сталинской премии Алты Карлиеву. Карлиев, кстати, и сам время от времени баловался режиссурой – так что, возможно, в случае с Полокой имело место банальное изничтожение ненужного конкурента. А, может, просто возразил чего сгоряча хозяину студии наивный московский гость?

Так или иначе, но уже на стадии съемок ''Чайки над барханами'' испытали массу проблем. А затем и вовсе было сказано: картину – закрыть. И тогда Полока и Трифонов повезли спасать свой материал в Москву.

Здесь мы ненадолго отвлечемся на другую, удивительно схожую историю: про то, как в это же время отбивали у молдавских властей картину Калика ''Человек идет за солнцем''. Сегодня сложно понять, какой криминал, кроме все того же чуждого киноязыка, могли усмотреть в этой очаровательной лирической поэме местные партийные и советские боссы, посвятившие ее разносу специальное заседание ЦК.  Однако ж вот, например: человек идет за солнцем, а солнце, как известно, идет на запад... стало быть, куда идет наш советский человек? Смешно, а в результате поувольняли полстудии, а спасти от уничтожения фильм смог лишь специальный десант из Москвы.

Вот так же объединились коллеги по цеху, когда речь пошла о спасении ''Чаек над барханами''.

Гениальный материал! – скажет Полоке прославленный Иван Пырьев. – Это ж прямо второй Эйзенштейн! И киношный синклит решает: признать картину имеющей общесоюзное значение и подключить к ее производству студию Горького - чтобы Полоку не съели в Средней Азии. Однако, восток – дело тонкое, республика намерена любой ценой отстоять свое решение. И тогда на режиссера Полоку заводят уголовное дело. Вот уж где воистину национальные традиции. Еще в конце 20-х на снимавшего в Туркмении Владимира Барского пытались списать чужие хищения. Для режиссера ''из бывших'' это обвинение едва не закончилось совсем скверно. Вот и на Полоку приходит из Ашхабада обвинительное заключение: снимал порочащий нашу действительность материал, допустив при этом гигантские растраты.

Дальнейшее развивается в жанре криминальной драмы: подписка о невыезде, многочасовые допросы. Даже в КПЗ успевает посидеть вгиковский дебютант, всего-то имевший в виду снять хорошее кино. Спасет молодого режиссера все тот же Пырьев: он не побоится пойти убеждать Фурцеву, что за ''делом Полоки'' – нет ничего, кроме хитрой восточной интриги на уровне Совмина или даже ЦК Туркмении.

С ведома Фурцевой, Союз кинематографистов напишет письмо генеральному прокурору. И Полоку освободят. Но лишь через шесть лет, вдоволь помыкавшись без денег, жилья и работы, он сможет полноценно вернуться в профессию, сняв свою всенародно любимую ''Республику ШКИД''.

Чтобы не пропадать добру, ''безыдейные'' пейзажные куски закрытой картины несколько лет спустя будут использованы ''Туркменфильмом'' в эпическом полотне Булата Мансурова про все тот же Каракумский канал. Вкупе с  режиссерским сценарием и раскадровкой,  вот и все, что осталось от несбывшегося дебюта. Но что, если прав был Пырьев, и непонятные амбиции погубили будущий шедевр? Уже не узнать.