
Коваленко стал Фесенко
О книге «Король утопленников» Алексея Цветкова-младшего
6 февраля 2015 Игорь ЗотовАлексей Цветков. Король утопленников. Прозаические тексты Алексея Цветкова, расставленные по размеру. Commonplace, 2014
Цветкова начинаешь читать не без опаски: репутация радикального марксиста-публициста, агитатора и пропагандиста – писатель, к примеру, активно сотрудничал с Лимоновым, - настораживает и мешает. Уже в первом тексте про старушку, внушение которой голодному котенку - «все есть хотят!» оборачивается жутковатым «все есть котят!» мерещится нечто революционное.
Однако, как и в случае с Лимоновым, чьи политические взгляды не мешают ему быть прекрасным писателем, опасения скоро развеиваются: если и есть социальность в книге Цветкова, то такая, которую можно повернуть как угодно. Если и есть революционность, то скорее эстетическая, как у любого серьезного художника.
Прошедший год для Цветкова-младшего (младшим он самоназвался, чтобы его не путали с поэтом Алексеем Цветковым, живущим в Америке) стал триумфальным, он последовательно получил престижную, но безденежную премию им. Андрея Белого и престижную и денежную премию «НОС».

В одном из интервью Цветков сказал: «Я подхожу к литературе формально, для меня самый важный вопрос – «Как?» – мне не важно, о чем книга, главное – как она написана». Это очень важное заявление, большинство писателей даже не ведают о том, что именно «как» делает литературное произведение искусством, они уверены: главное это «что».
Уже в подзаголовке к названию книги, и особенно в слове «тексты» отчетливо видна авторская позиция: именно тексты, не рассказы, не повести, не романы. Об этом рассуждает повествователь из текста «Сообщения»:
Роман классический пришел и уходит вместе с индустриализмом. «Производственный роман» — антикварный курьез, но, как идеологема, он самый короткий мост между причиной (заводом) и следствием (романом). Новое поведение и новые технологии. Эпоха «фанки-бизнес» и «смарт-моб», которые так любит Майкл, должна равняться суммам миниатюр. Нестрогим, легко делящимся. Роман равен авторитаризму в политике. А суммы миниатюр — синоним федеративности, вплоть до конфедеративности, прямой демократии, сети самоуправления.
«Король утопленников», на первый взгляд, как будто и есть сумма миниатюр, композиционно выстроенная от меньшей к большей. Ход остроумный и выдающий заботу автора о форме. То же самое и с текстами. Выглядят они формально организованными: это именно рассказы, от очень маленьких «Котика» и «Верблюда» до довольно больших, как, например, те же «Сообщения». В них рассказываются истории, пусть и со всевозможными отступлениями и комментариями. В них более или менее явно, часто условно, но присутствуют и завязка, и развитие, и кульминация, и финал. Больше того, рассказ мало чем отличается от романа, это тот же авторитаризм, только короче проявленный.
К тому же роман в «Короле утопленников» есть, и целых 14 штук. Вот один из них, под номером 2, полностью:
Я роман о лучах, возбуждающих неутолимый голод. Облученный закармливает себя чем попало до смерти. Террористы направляют эти лучи на известных, точнее, «влиятельных» людей и сначала губят их имидж, разум, а потом и саму их жизнь уничтожают. Лучи неутолимого голода идут из аппарата-булимитора. Это устройство, впитывающее в себя голод четырнадцати тысяч, ежедневно умирающих на Земле от истощения. В итоге для элиты на всякий случай публичное и отвратительное обжорство становится светской нормой, чтобы облученные не отличались внешне от нормальных и чувствовали себя полноценными в последние дни своей жизни. Со спортивной стройностью покончено. В моде накладные животы и даже щеки с искусственно вкачанным человечьим жиром. Солидарность с гибнущими выражается в непрерывной трапезе вместе с ними. «За одним столом» — примерное название.
Разве можно отказать этой «романной миниатюре» в авторитаризме?
Стало быть, формально книгу Цветкова вполне можно назвать традиционной, и переставь автор свои миниатюры в произвольном порядке, читатель вряд ли бы перемену слагаемых заметил.
Иначе обстоит дело с содержанием. Тут авторские претензии ощущаются ярче. Известно, что реализм время от времени приедается и читателям, и писателям, и появляются произведения, призванные его «преодолеть». Это происходит не только во время социальных перемен, войн или революций, но и в периоды их ожидания, когда кажется, что старый добрый реализм уже не способен адекватно выразить общественные умонастроения. Тогда и звучат заявления о смерти реализма, о приходе чего-то принципиально нового, абсурдизма, например. Но стоит общественному порядку начать восстанавливаться, как реализм снова в моде.
Тексты Цветкова – абсурдистские, герои его рассказов ведут себя так, что грань между здравомыслием и безумием, сном и явью исчезает бесследно. Иной раз в дело идет и чистая фантастика, как в заглавном тексте книги – в «Короле утопленников». Главный герой, о существовании которого читатель судит только по репликам других героев, не только создает подводное королевство, обитателями которого становятся утопленники, но и намеревается растопить антарктические льды, превратив Землю в сплошной океан.
Фантазия Цветкова безгранична, миры в его «миниатюрах» парадоксальны. Однако у такого рода литературы есть одна характерная черта, из-за которой она, по-моему, довольно быстро теряет читательский к себе интерес. Это почти тотальная неразличимость героев. Например, как в романе «Змеесос» Егора Радова, писавшего в похожей эстетике. Хор героев поет:
Женей Коваленко стал Артем Фесенко
Читатель же любит не только безудержную игру фантазии, но и процесс куда более увлекательный – сопоставлять себя с тем или иным героем, сопереживать и негодовать, любить и презирать. Наверное, поэтому, реализм неизменно возвращает свои, казалось бы навсегда утраченные позиции.
Можно восхищаться фантазией Цветкова, его неожиданным сравнениям, игрой смыслов, но сопереживать его героям почти невозможно.
Сам писатель, кажется, этим не слишком озабочен. Переживать он призывает в реальной, а не в вымышленной жизни. Вот его слова, сказанные после победы в премии «НОС»: Деньги я, конечно, потрачу на подготовку новой революции в России. Зачем они еще? Каждая премия или любое поощрение со стороны институций должны делать меня более критически настроенным как к конкретной системе, так и к капитализму вообще, чтобы ни у меня, ни у моих товарищей не возникало этого двусмысленного ощущения примирения к действительности.
К счастью, к творчеству Алексей Цветкова-младшего, эта позиция отношения не имеет.