Показать меню
Дом Пашкова
Где вы, мои родные?
Заполненный формуляр повестки об отправке на работу в Германию

Где вы, мои родные?

Фрагмент из дневника Александры Михалёвой, остарбайтера

14 апреля 2015

Эти уникальные дневники хранились в семейном архиве после смерти их автора в 1997 году и только теперь увидели свет. Александра Михалёва начала их вести в 1939 году школьницей и завершила, спустя десять лет, в 1949-м, будучи молодой матерью. В этом промежутке, в самое счастливое время юности, уместились война и рабский труд в нацистской Германии.

Расовая теория нацистов делила людей на неравноценные группы. В самом низу этой шкалы она поместила славянские народы и евреев. Когда немецкая экономика потребовала дополнительной рабочей силы, нацистам пришлось поступиться идеей расовой чистоты, и германский рейх занялся принудительной депортацией иностранцев из оккупированных стран для работы во всех отраслях экономики, включая сельское хозяйство. Согласно данным Бундес Архива, на территории Германского рейха подневольным трудом занимались в общей сложности 13,5 млн иностранных рабочих и заключенных концентрационных и аналогичных лагерей. С учетом изменений статуса – иногда многократных – это были 8,4 млн гражданских рабочих, 4,6 млн военнопленных и 1,7 млн заключенных концлагерей и "евреев-рабочих".

Нацистская агитация. 1941

Как пишет историк Павел Полян, среди принудительных рабочих из большинства оккупированных Германией стран Европы численно преобладали мужчины, и только у выходцев из двух стран - Польши и СССР - ситуация была иной. У польских рабочих доля женщин приближалась к 30 %, а у "восточных рабочих" из СССР, или остарбайтеров, она превышала 50%.1 Это вытекало не столько из низкой социальной защищенности или неспособности оказать организованное сопротивление, сколько из структуры и характера наличных трудовых ресурсов на оккупированных территориях СССР (мобилизация мужчин в армию, эвакуация квалифицированных специалистов и т. д.).

Подневольных работников делили на три категории: иностранные гражданские рабочие, военнопленные и  заключенные. Нюрнбергский военный трибунал признал труд заключенных "рабским трудом" и преступлением национал-социалистического режима. У гражданских, которые прибывали в Германский рейх со всей Европы, условия жизни и труда особенно разнились. Французов и бельгийцев в большей степени вербовали, а, например, голландцев – принуждали. Политика соблюдения трудовой повинности была везде своя на оккупированных территориях западной Европы. Наиболее бесправными были восточные рабочие – остарбайтеры. 

Только что закончившая 9-й класс курской школы Шура Михалёва узнала о начале войны на Дне открытых дверей в Курском пединституте. Ровно через год в дневнике появляется запись: Вторую неделю как я работаю на заводе, который изготавливает оружие. Мы помогаем немцам в их борьбе с нашими отцами и братьями. Я с Галей работала в револьверном цеху, на станке.

Подневольные работницы из Советского Союза по прибытии в транзитный лагерь Берлин-Вильгельмсхаген, декабрь 1942. Фото Герхарда Гронефельда. Немецкий исторический музей, Берлин 

А 23 июня 1945 года: Днем разгрузили наш эшелон. Всех направили в лагерь […] Здесь мы должны пройти регистрацию, комиссию и получить окончательный документ на проезд домой.

Чем обычно кончались такого рода регистрации и комиссии, хорошо известно: вместо немецких лагерей начинались лагеря советские. Но Михалёвой несказанно повезло, ей удалось вернуться в родной город и найти своих близких живыми и невредимыми.

Повезло и читателям, дневники Александры Михалёвой дошли до нас, пусть и не полностью, в них не хватает записей с осени 1941 года до лета 1942-го. Но и в таком виде они производят очень сильное впечатление. Девочка взрослеет на наших глазах, ее детский, наивный взгляд на мир быстро меняется. Меняется и слог письма, все заметнее проявляется в нем несомненный литературный дар. 

Одно остается неизменным – этические убеждения девушки. Их не смогли изменить ни война, ни лишения, ни рабский труд. Дневники Михалёвой очень похожи этим на чеченские дневники Полины Жеребцовой – "Муравей в стеклянной банке".  Мало кому удается пережить войну без необратимых моральных потерь. Александре Михалёвой удалось.

Это очень хорошо видно из отрывка, который мы публикуем с любезного разрешения редакции. Он посвящен последним дням войны, когда в немецкий город, где работала Саша Михалёва и сотни других остарбайтеров и военнопленных из разных стран Европы, вошли американские войска. А вот в этот именно день, семьдесят лет назад, 14 апреля 1945 года была суббота, и Шура Михалёва предвкушала танцы со своим итальянским другом – всю ночь.

Александра Михалёва. Где вы, мои родные?..  Дневник остарбайтера.  АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2015

 

 

1945 год

1 апреля. Воскресенье

Сегодня у немцев праздник — Пасха. Но нет ничего похожего на праздник. Фронт подвигается с каждой минутой. Все напряжено. Вчера перед вечером мы с Юлей вышли из бараков. В городе ни души, на станции собирают итальянцев и отправляют на баррикады, последние немецкие силы собирают на защиту города — ополчение. В окрестных деревнях, в лесах прячутся отступающие немецкие части и с ними русские “добровольцы”.

Немцы бегут сами не зная куда. Англо-американские войска следуют за ними по пятам.

Рано утром, в 4 часа, нас разбудил дежурный полицай и приказал всем собираться. Нас, русских и итальянцев, заставили сесть в прибывший экстренный поезд и отправили в Готу. Но далеко нам не пришлось уехать, начали летать самолеты, поезд остановился и почти все разбежались. Самолеты не стреляли, и мы благополучно вернулись в бараки. Зато долго прятались от хозяйки в шкафчиках.

Весь день беспрерывно летают англо-американские самолеты, неподалеку раздаются орудийные выстрелы, взрывы.

Мы остаемся в бараках. Нервы напряжены до крайности. С минуты на минуту ждем прихода итальянцев. Еще вчера упаковали все свои вещи. Что же будет с нами? Интересно, думает ли обо мне в эти тяжелые минуты Юзеф? Вспоминает ли меня? Все ребята приходят к девушкам, как бы прощаться. Может быть, в последний раз видимся. Враги забывают зло друг к другу и примиряются. Неужели он и в эту минуту не простит меня и не придет в последний раз попрощаться?

Как обидно! В такой тяжелый момент я остаюсь одна.

В лагере у нас только и разговоры о наступлении англо-американцев. В ночь ждут прихода частей сюда. По дорогам то и дело отступают немцы. Придется ли нам спать в эту ночь?

Вечером пришел Уго. Мы гуляли с ним. Долго разговаривали. Может быть, в последний раз? Бог знает, что нас ждет впереди. Все ждут приближающегося фронта.

2 апреля. Понедельник

Вчера ночью англо-американскими войсками был занят Айзенах. По шоссейным дорогам вереницами тянутся отступающие немецкие части. Усталые, разбитые немецкие солдаты. Толпами идут военнопленные русские солдаты. Наши девушки то и дело выскакивают из бараков на дорогу. Они расспрашивают солдат. Находят своих земляков, снабжают их, кто чем может.

3 апреля. Вторник

Четыре дня праздника прошли. Сегодня мы должны работать. Положение такое тревожное, но мы все же собираемся на работу. Уже 2-й час дня. Вдруг раздается сирена. Город в опасности. Поднялась паника. Немцы, русские, итальянцы — все бегут с фабрики кто куда.

Мы остаемся в лагере. В комнате поднимается суматоха. Мы быстро одеваемся и идем в бункер. Многие остаются в бараках. Самолеты, как мухи, усеяли все небо. Начинается перестрелка. Слышны взрывы снарядов. По дороге несут раненых. Уже невдалеке показались американские танки. На фабрику “Ада” уже въехал американский танк.

В городе на видных местах вывешивают белые флаги. Город сдан без боя. Мы выходим из бункера. В лагере большое оживление. Все целуются, плачут и смеются от радости.

Неужели это наше спасение? Наши русские военнопленные из Айзенаха, которых немцы еще не успели отогнать дальше, бегут все к нам в лагерь. Девчата оказывают всем помощь. Они переодевают их в цивильные костюмы. Все комнаты переполнены солдатами. Еще слышна перестрелка и самолеты летают над головами, а нам не терпится выйти из бараков, посмотреть, что делается кругом.

В 2-х км от нас, возле окопов, стоят машины с провизией, оставленные немцами. Все бегут туда. Я тоже побежала вместе с Тоней. Не успели мы добежать до машин, как открылся огонь. Трассирующие пули искрами сыпались вокруг нас. Я очень испугалась. Зачем я пришла сюда. Как странно! Уже начало смеркаться. Мы бежали назад. Я несла полную сетку с награбленным добром. Под пулями тащат итальянцы, русские немецкое добро, сахар, сыр, муку. Забыт и страх, и совесть.

Даже не верится, что пришли американцы. В комнате у нас 7 военнопленных. Разговоры не смолкают. Как интересно. Пленные довольны. Они освобождены.

Трудовые книжки, выданные иностранным подневольным работникам арбайтсамтами (региональными управлениями по труду) германского рейха. Фото Петера Ханзена. Фонд Мемориальных комплексов Бухенвальд и Миттельбау-Дора

4 апреля

Лагерь наш переполнен пленными. Я не нахожу себе места. Приглядеться к нашим русским — какие они грубые. Как обидно! Полное разочарование в жизни. Перебирая в своем уме весь пройденный путь, я не нахожу в нем ничего хорошего.

Обидно за свою родину, за свой отсталый народ. Поведение русских возмущает меня. Ребята наши уже достали где-то водки. Они грубят немцам. Особенно один, Ванька Сталинградский, устраивает драки, ругается неприличными словами. Нет организованности, дисциплины. Где же они настоящие, хорошие русские люди? Или их нет совсем? Хочется мне любить свой русский народ и не могу. Я даже жалею, что осталась жива. Лучше бы меня убили вчера. Нет ни веры, ни надежды, ни любви. Как плохо я сама воспитана. В школах мы не получили хорошего воспитания. Я ни во что не верю. А без веры так пусто. О чем я плачу, я и сама не знаю.

Вечером пришел Уго. Мы с Таней вышли немного рассеяться. Отелло эти 2 дня не приходит. Таня просит Уго, чтобы он узнал, где Отелло и почему он не приходит. Уго обещает назавтра прийти вместе с Отелло. Сегодня Уго нравится мне. Мы вспоминаем наше знакомство. “Я никогда не забуду тот день, когда в первый раз увидел тебя на концерте. Нам придется расстаться. Кончится война. Я уеду в Италию, ты в Россию. Пройдут года. И вот, может быть, в одно прекрасное время ты вместе со своей семьей приедешь в Италию. Мы встретимся снова. Я буду счастлив увидать тебя вновь. Если бы ты была итальянка, ты бы стала моей женой. Я люблю тебя”, — говорит мне Уго. Как интересно его слушать. Пусть это мечта, но зато так интересно, как в сказке.

5 апреля

После обеда пришел Уго вместе с Отелло. Мы пригласили их к себе в комнату. Все русские пленные ушли из нашего лагеря еще сегодня утром. Некоторые девчата ушли вместе с солдатами. Отелло не был так долго потому, что был занят делами. На “Ада Верк” итальянцы и русские расправляются с немцами, которые плохо обращались с иностранцами.

Уго написал мне песню, свой адрес, подарил фотокарточку. Я тоже дала Уго и Отелло свой домашний адрес. Днем мы все вместе гуляли. Вдруг на шоссе увидели проезжающие американские танки. Отелло и Уго быстро попрощались с нами и побежали навстречу танкам. Из нашего лагеря выбежали все девчата. Они радостно приветствовали американских танкистов, которые отвечали на приветствия.

На шоссе я встретила Германа. Я передала ему привет от меня всем чешским камерадам. О Юзефе я не спросила ни слова. Итак, американцев мы дождались. Правда, американские части еще не проходили, но город уже сдан. В нем уже американское командование. Повсюду вывешены приказы к немецкому населению: сдать все радиоприемники, фотоаппараты, всем мужчинам явиться на регистрацию. Хождение в городе разрешено до половины 9-го. Всем иностранцам дано бóльшее право и свобода, чем немцам. Иностранцы имеют возможность жаловаться американскому командованию на немцев, отличавшихся жестокостью. Наши русские ребята с фабрики “Ада” состоят у американцев в разведке. Они рассказывают американцам про фашистов. Итальянцы сами расправляются с немцами. Все мстят немцам. Они заслужили эту месть.

Арест бывшего главного уполномоченного по использованию рабочей силы Фрица Заукеля американскими солдатами, май 1945. Федеральный архив Германии

6 апреля

На дворе весь день идет дождь. После обеда все наши девушки оделись и отправились в итальянские бараки на танцы. Какая перемена в нашей жизни. Мы не работаем совсем. Чувствуем себя свободно. Наконец-то настало наше время. Итальянцы торжествуют. Теперь немцы уже потеряли свою власть над всеми иностранцами.

Танцы прошли замечательно. После окончания танцев устроили небольшой концерт. Уго пел мою любимую песню.

7 апреля

Итальянцы торжествуют. Они притащили в свой барак пианино. Устраивают танцы. Чувствуют себя героями. Я все время танцую с Уго. Он начинает мне все больше и больше нравиться. Его поведение в обществе, обращение со мной особенно нравится мне. Какой он вежливый, внимательный, умный. Он говорит, что счастлив со мной. “Быть с тобой вместе, больше ничего мне не надо”, — говорит он. Я верю ему. Он не успел еще любить. Может быть, и правда я его первая любовь. Но люблю ли я Уго? Счастливая ли я?

Под вечер приехала американская пехота. Хождение в городе разрешено до 6 часов. Уго проводил меня до лагеря, и мы распрощались. Вечером к нашему лагерю подъезжали американские машины. Девушки зазывают солдат к себе в комнаты. Многие из американцев говорят по-итальянски, по-польски, есть среди них и русские эмигранты.

8 апреля. Воскресенье

Сегодня происходит что-то ужасное. Американцы наполнили ближайшие деревни. Они выгоняют немцев из домов и поселяются сами в немецких домах. В городе с раннего утра начался грабеж. Американцы сами открыли магазин — и русские, и итальянцы начали грабить. Немцы с ужасом смотрели, как русские и итальянцы тащили немецкое добро. У нас в лагере русские пируют. У всех столько муки, сахара, масла, колбасы. Тащат не только продукты — платья, костюмы, велосипеды. Немцы вне себя от гнева. Боже мой, какой кошмар. Даже голова кружится. Я не могу больше все это переносить. Грабить я не могу. Мне противно смотреть на все, что происходит в лагере. Полный разврат, распущенность девушек. Все русские ребята и многие девчата пьяные. Они гоняются за американскими солдатами по городу, доказывают им про немцев, грабят. Да, немцы заслужили эту месть. Но как все это противно! Когда же кончится эта животная жизнь?

Мы остались в лагере совсем одни. Лагерь переполнен американскими солдатами, пьяными мужчинами. Кругом разврат, мат. Я не нахожу себе места среди этого ада.

В 4 часа в лагерь пришел Уго. Мы с ним вышли погулять. Погода замечательная. Уго мной доволен. Он понимает меня, видит во мне честную девушку и уважает еще больше. Уго, так же как и я, ничего не грабит. Он не так воспитан. Я уважаю его за это. В 6 часов мы распрощались.

Вечером у нас в лагере американцы заполнили все комнаты. У меня даже нет настроения смотреть на весь этот кошмар. Девчата гуляют, танцуют с американцами.

Погода стоит замечательная. Я весь день провела с Уго. Мы танцевали на “Ада Верк”. Вместе с Таней и Отелло мы ходили по фабрике. Отелло показывал нам цеха. Уго и Отелло были у нас в комнате. Дружески распрощались мы с “нашими аморами”.

Вечером у нас в лагере играла музыка. Девчата танцевали с американцами. Мне надо достать сигарет для Уго. Я знакомлюсь с одним американцем. Он говорит по-итальянски, дарит мне шоколад и две пачки сигарет. Другие девчата уже вовсю гуляют с американцами. Они распустились: курят, пьют вино.

Одно из правил запрещало "совместные трапезы" немцев и подневольных работников. Газета "Амштеттнер Анцайгер", 18 апреля 1943. Библиотека Венского Университета

12 апреля

Стоит солнечная прекрасная погода. Мы все еще не работаем. С тех пор как пришли американцы, наша жизнь изменилась. Мы все почувствовали себя гораздо свободнее. Иностранцы торжествуют. Немцы терпят возмездие. Все ждут конца войны. Теперь он, кажется, уже близок. Американцы должны соединиться с русскими частями, которые уже вошли в Берлин. Германия будет разделена на 3 части — между Америкой, Россией и Англией. Германия затеяла войну и потерпела поражение. Иностранцы считают американцев своими освободителями. Среди них есть много поляков, итальянцев, особенно много негров. Какие черные негры!

Боже мой! Кого нам только не пришлось видеть в этой войне! Узнали поляков, чехов, итальянцев, познакомились с французами, теперь видели американцев, негров. Солдаты угощают девчат шоколадом, сигаретами. Уго приходит каждый день. Я, кажется, начинаю привыкать к нему. Мне нравится, что он так любит меня. Сегодня он весь день пробыл у нас в лагере. Вечером затеяли танцы. Я танцую с Уго. Мы, кажется, счастливы. По крайне мере я довольна. Уго говорит, что я делаю его счастливым. Уже поздний вечер, а мы все еще танцуем. Итальянская музыка приятно действует на сердце. Мне нравится, как Уго танцует. Мы удаляемся с ним подальше от всех людей. Он напевает мне свои итальянские песни. Поет под аккомпанемент гитары мою любимую — Non dimenticar le mie parole [“Не забывайте мои слова” — итал.]. Я стою возле него. Все слушают с большим вниманием. Американцы с интересом смотрят на меня и на Уго. Усталая, но довольная прощаюсь я с моим Amiko.

13 апреля

Сегодня отправляют французов домой. Наши девушки провожают их. Все вместе поют в последний раз песни русские и французские, поют интернационал — русские на своем языке, французы на своем. Я мало знакома с французами. Девушки из городского лагеря дружили с ними. Французы любят русских. Говорят, что скоро нас отправят домой. Носятся слухи, что мы вместе с итальянцами должны ехать во Францию, а оттуда уже будут распределять по домам. Неужели это возможно? Мне даже не верится, что я когда-нибудь буду снова дома, увижу маму, папу, брата. За 3 года пребывания в Германии уже отвыкли от семейного круга. Родина кажется такой далекой, чужой. Хочется увидеть все, что происходит сейчас там, на нашей родной земле.

Говорят, что в Ордруфе (18 км от нас) немцы еще до прихода американцев расправились с русскими и другими иностранцами. Немецкие фашисты расстреляли около 4 тысяч человек. Эта новость опечалила всех нас. Мы еще счастливые: не так много пришлось нам переживать, видеть те ужасы, какие видели другие люди в этой войне.

14 апреля. Суббота

Днем пришел Отелло и застал нас с Таней врасплох. Мы решили сегодня никуда не ходить: завтра будем гулять, все готовятся на завтра: танцы всю ночь. Неужели мы будем танцевать всю ночь? Все с нетерпением ждут воскресенья.

Все материалы Культпросвета