Ешь, пей, смотри

О том, что фильм – это еда

Меня предупреждали, что ни в коем случае нельзя начинать статью со слова МЕТАФОРА. Потому что, стоит начать, и никто дальше читать не будет. Сразу решат, ну всё, дальше станет совсем ничего непонятно. Ведь статьи, как фильмы, начинаются с чего-то простого, а потом напряжение нарастает.

В общем, я стал возражать, стал говорить, будто нет в этом слове ничего такого сложного. И даже можно почувствовать какое-то очарование древней Греции, когда его произносишь. Метафора.

Тогда меня спросили, ну ок, но что же оно значит? 

Ну вот, слушайте. Я смотрю на красивую девушку и говорю: ты вся прямо светишься. Это и есть метафора. Я наделяю красивую девушку одним из качеств солнца. Я как бы говорю: ты такая, как солнце. Я говорю: ты такая же красивая и яркая, как солнце. Я говорю: я люблю солнце.

КРАСИВАЯ ДЕВУШКА – ЭТО СОЛНЦЕ.

Это не просто метафора, это системная метафора, в лингвистике такую вещь называют концептуальной метафорой. То есть мы не просто время от времени сравниваем красивых девушек с солнцем, мы делаем это постоянно и неосознанно. Эта метафора глубоко засела в нашем языке. Мы постоянно смотрим на красивых девушек и утверждаем, что они – солнца. Мы говорим: ты вся светишься, ты сияешь, ты вся такая яркая и жаркая. Все эти вещи говорят одно и то же: ты солнце, а я планета, я хочу вращаться вокруг твоей яркой красоты и жара. Примерно так.

В общем, в начале статьи очень важно что-нибудь сказать о красавицах. Но на самом деле я хочу написать о другой метафоре. Звучит она так:

ФИЛЬМ – ЭТО ЕДА.

Я хочу сказать, что если таким образом рассматривать фильмы, как мы рассматриваем еду, то фильмы должны обладать очень простыми и понятными качествами. Фильм должен быть красивым и съедобным.

Предлагаю вспомнить самые важные фильмы года и ощутить их на вкус.

Бердмэн

Начало дико несъедобное, 50-летний мужик в трусах левитирует, причем не просто 50-летний мужик в трусах, а еще и черно-белый мужик в трусах. Вы пробовали есть черно-белую еду? Можно, конечно, придти в какой-нибудь дорогущий ресторан, и вам устроят черно-белый обед. Будут подавать черные оливки и белый крем. И сдерут с вас, сколько захотят. Но надо признаться, что в еде очень важны краски. Хочется видеть на своей тарелке, как они сочетаются, хочется пожирать их вначале глазами, а потом уже ртом. Мужик в трусах – тоже не самая съедобная вещь. То есть я могу себе представить какого-нибудь Ченнинга Татума в трусах, и, наверное, это действует на девушек, наверное, им хочется схватить вилку и нож и вонзить их куда-нибудь ему в бок и вырвать кусок его печени. Но мы имеем дело не с Ченнингом Татумом, мы имеем дело с сильно лысеющим Майклом Китоном. Его имени-то уже почти никто не помнит, а тут он левитирует в трусах. Вряд ли его кто-то посчитает красивым, вкусным и съедобным. Продолжение тоже не особенно съедобно. Все эти театральные закулисы, тела выглядит неопрятно в плохом свете, в воздухе словно разлит пот старающихся лицедействовать актеров. Я пока не встречал людей, которым запах пота действует на слюноотделение, а слюноотделение – это что-то вроде аперитива перед приемом пищи. Пот и слюна – это вообще полностью противоположные жидкости. Их нельзя смешивать за одним столом. Потом начинают показывать всех этих женщин. Вроде бы мы знаем, что они красивые. Наоми Уоттс, Эмма Стоун и еще какая-то непонятная любовница. Но на самом деле это не так. Они все выглядит какими-то старыми и потасканными, шеи в морщинах, синяки под глазами, как у панд, напрочь отбивают аппетит. Режиссер даже традиционно пиршественные улицы Нью-Йорка превратил в пищевые отходы, выпустив на них все того же беспроигрышного мужика в трусах.

И все же пара съедобных моментов там есть. Во-первых, этот сексуальный голос из-за кадра. Он хорош, тут же хочется залить себе внутрь бокал шампанского и съесть шоколадную конфету. Нет, правда, попробуйте посмотреть еще, ждите этого голоса, держите шампанское и конфету наготове, а потом – действуйте. Это потрясающе работает. Бутылку, скорее всего, выпить не успеете, потому что режиссер не балует нас этим голосом, но приятно окосеть сможете точно.

Во-вторых, это чувство юмора. Хорошее чувство юмора стимулирует прекрасный аппетит. Вспомните, когда вы идете на свидание, с кем-то, кто умеет вас рассмешить, пьешь и ешь так, что просто не замечаешь выпитого и съеденного. Не успеешь оглянуться, а вы уже голые валяетесь в кровати и ведете себя, как перевернутый на спину майский жук.

Отель "Гранд Будапешт"

Это праздник живота. Первые кадры. И всё. Цветовая палитра такова, что тут же хочется заполучить в свое распоряжение трехметровый язык синего кита, или в крайнем случае 70-сантиметровый язык комодского варана, и начинать слизывать картинку прямо с экрана. Поэтому, если вы смотрите фильм дома, то лучше смотрите на проекторе, все-таки лучше облизывать большую гладкую стену, чем эту плазменную панель.

Но в идеале, конечно, надо идти в кинотеатр. Сесть на первый ряд, и прямо на титрах нестись к экрану, пока там еще есть свободное место, и приступать. Облизывайте все подряд, не бойтесь. Уэс Андерсон вас не разочарует, и не подсунет вам в тот момент, когда вы окончательно утратите над собой контроль, какой-нибудь некрасивый кадр.

Одержимость

Те же проблемы с потом, да еще впридачу этот бесконечный крик, слезы, даже кровь. Всё это дико несъедобные вещи. Кроме того, еще эти барабаны. Понимаю, если бы режиссер выбрал, например,  арфу. Красивая девушка с золотыми волосами играет на арфе, а боги вкушают амброзию. Совсем другое дело. А тут он без конца беснуется на барабанах, во все стороны валит пар, летят брызги пота. Да еще этот сумасшедший ритм. Ведь придется поглощать с такой скоростью, чтобы угнаться за этим ритмом. Само собой, можно представить, как люди на огромной скорости запихивают в себя еду всеми конечностями, ошметки падают под стол или парят в воздухе, все эти конечности двигаются до бесконечности, огромный завод по поглощению обеда в считанные секунды.

Я даже могу представить такую сцену. Обеденный стол, за ним сидят люди, свадьба. Барабанное соло – сигнал приступать к еде. И тут все начинается, огромное многорукое животное насыщается, будто на ускоренной перемотке.  По воздействию это сравнимо со знаменитой сценой быстрого секса в "Заводном апельсине".

Теория всего

Гении сексуальны. Но не в этом случае. Это все равно что собраться всей семьей за ужином перед экраном телевизора, когда там идет выпуск новостей. Это беспринципно, это цинично. Вам просто не должен лезть в горло кусок. Смотреть, как бедный Стивен Хокинг теряет способность ходить, а потом говорить, и при этом обгладывать нежные кусочки утки в горчичном соусе. Режиссер всем своим фильмом пытается донести до нас мессадж: прекратите есть! Это очень опасный мессадж. Зачастую он приводит к коммерческому провалу фильма. Мы привыкли есть, когда смотрим кино, а тут нам говорят: стоп! Замерли! Минута молчания! Никто не чавкает! Терпите до конца фильма! Крайне рискованный фильм. Но он имел успех!

Это наверное много говорит о нашем современном обществе помешанном на фитнесе и диетах. Я слышал, что на этот фильм пошли не только те, кто обычно ходит в кино, но и те, кого никогда не увидишь в кинотеатрах, а только на беговых дорожках. Они пошли на этот фильм ради похудения. Они ходили на него по два-три раза, скрипели зубами от голода и худели. Драмы вообще крайне полезны для упругости задов и тонкости талий. Обливаешься слезами, потеешь от переживаний, заряжаешься энергией чужих страданий, а потом вырываешься из зала, и там тебя захватывает твоя собственная сногсшибательная жизнь!

Американский снайпер

Что тут скажешь. Этот фильм может показаться съедобным только людоедам с Папуа-Новая Гвинея. Для них это один сплошной двухчасовой пир. А главный герой – великий Охотник и Добыватель. Наверняка, он бы стал самым популярным мужчиной в племени. А после его смерти о нем бы слагали легенды и передавали их из уст в уста.

Сельма

Не знаю, видели ли вы этот фильм, но он о Мартине Лютере Кинге. А Мартин Лютер Кинг был чернокожим. И вокруг него тоже много чернокожих людей. То есть в кадре постоянно очень много черного цвета. Питер Гринуэй считает, что черный – это цвет самой дорогой в мире еды. Потому что черный ассоциируется со смертью. С этой позиции, "Сельма" – это какой-то крайне дорогой обед, может быть, самый дорогой обед в мире. Но, честно говоря, когда я смотрел фильм, еда– было последнее, о чем я думал.

Если бы Оскаров давали за съедобность, "Сельма" не получила бы даже номинацию. Это фильм о большом человеческом подвиге, а когда люди массово совершают подвиги, то можно вовсе обойтись без еды. Мы знаем огромное количество примеров из истории. Подвиг отрицает еду в принципе. Обычно тебе дают поесть уже после того, как ты совершил подвиг. Я легко могу себе представить, как сотни зрителей "Сельмы" выбегали из кинотеатров и неслись к ближайшему ресторану. Они совершили подвиг – посмотрели этот фильм, и теперь заслуживают хороший ужин.

Отрочество

А вот это, на мой взгляд, главный номинант на приз за самый вкусный фильм года. Он и "Отель "Гранд Будапешт". Здесь съедобна не только картинка, но и сам сюжет, это сюжет о взрослении, то есть это сюжет о росте. А когда мы имеем дело с ростом, мы автоматически имеем дело с едой. Главный герой растет как на дрожжах. Ричард Линклейтер снимал фильм 12 лет, 12 лет он следил за взрослением своего героя, его герой из ребенка на наших глазах превращался в тинейджера. 12 лет жизни, спресованные в три часа.

Мы вроде не то чтобы видим, как он ест, но мы подсознательно знаем, что он ест, и есть очень много, потому что изменения колоссальные, он растет, цветет и мудреет, он превращается в отличного парня, который любит жизнь. А любить жизнь и цвести можно только, если хорошо питаешься. Он ест весь фильм! Мы это ухватываем мгновенно, и у нас тут же тоже просыпается аппетит. Мы хотим есть с первых минут, мы хотим угнаться за главным героем. Этот фильм особенно полезен для подростков. Я ходил на него со своим 11-летним сыном. После фильма произошло две вещи. Первая: он вырос на полсантиметра. Вторая: он спросил меня:

– Папа, а что ты мне подаришь на двенадцатилетие?

Фильм работает. 

Ну и закончить, конечно, хочется каким-нибудь нашим фильмом. С ними традиционно всё плохо. Удобоваримость – явно не наш конек. Исключение – разве что фильмы Михалкова. Даже когда Михалков снимает военные сражения со своим участием, умудряется снять их так аппетитно, что смотришь и видишь, как он пирует у себя на даче, макает усы в сметану и слизывает.

Но в этом году наш кандидат – "Левиафан". Помните центральный образ фильма? Этот скелет огромного морского чудища на берегу? Тут даже и продолжать нечего. "Левиафан" – о том печальном времени, когда трапеза уже закончилась, и кто-то все сожрал и ушел.

Что тут скажешь, пора заново учиться делать съедобное кино. Помните "Иронию судьбы" –там с этим было все в порядке. Мы садимся за Новогодний стол, и они садятся за Новогодний стол. Мы едим и смотрим, как едят они. Тут нам нет равных. Можно чокаться с экраном и передавать им туда настоящую заливную рыбу.