Севастопольские рассказы

Море волнуется, синеет

Моя гостиница стоит на Черноморской, стиснутая старым кладбищем. Плиты с надписью "братская могила" видны прямо из окон.

Здесь тихо. Хозяин – точно не болтун. Он не слишком доверяет постояльцам, особенно из Москвы. Москвичи в холодную погоду всегда распахивают окна настежь, а ему лишние деньги на отопление тратить.

К морю можно спуститься по Пионерской, мимо ярко рдеющей по вечерам вывески похоронного агенства: "Дом скорби".

В детском городке "Страна дельфиния" не видно пока детей, одна трехглавая рептилия. От севастопольцев и гостей города дракона, будто шварцевского тирана, требуется охранять: 

Узкая тропинка ведет мимо частных домишек, где сами хозяева, похоже, не живут, держат про запас для отдыхающих. На одном табличка: моя территория – мои правила. Кто бы сомневался. Перед входом неподвижным изваянием сидит здоровый белый лабрадор, даже не лает. Вежливый, собака.  

На морском берегу в коляске крепко спит младенец, мама собирает камешки и уже безопасные, отполированные морем бутылочные изумруды. – Я коврики из них делаю, – поясняет на ходу, – мы из Москвы переехали, для детей здесь климат лучше. У меня и волосы тут гуще стали, видите? – она снимает шапку и встряхивает пышной гривой.

Военные моряки пригнали к Графской пристани три некогда боевых корабля, желающим разрешается все облазить и крутить все железки. Главное, чтобы за борт никто не свалился. Дети и взрослые дергают веревку, и судовая рында то и дело подает голос. Всякий раз кто-то из мичманов дергается, сигнал звучит невпопад и не по делу. – Перестаньте, – умоляюще говорит он, – прекратите, пожалуйста. Нельзя. Разобьете! – наконец находит он аргумент и, кажется, сам удивляется. Ему не верят, и рында продолжает жалобно восклицать.

 – Поедемте же на морскую экскурсию, – тянет за рукав немолодая женщина в шляпе и с ярко-красной помадой на губах. – Ничего, что дождь, рассказывают так интересно, и есть пледы. Ближе к ночи таксист пожаловался: – Пробки у нас теперь, даже когда не сезон. Всегда зимы ждали, чтобы спокойно поездить, теперь стоим.

Холодная и яркая после дождя весна стоит в высоком небе. С набережной наплывает душераздирающая тема из "Крестного отца":  

Синеет мооре, только мооре за кормой

Speak softly, love, so no one hears us but the sky

Тари-дари-дари-дари-да-тада-да