Канн 2018. Кирилл Серебренников и его рок

О "Лете", совершенном дне с зоопарком и кино и о том, чего не было

Двое наших режиссеров в двух каннских программах точно и полно, в жанре открытия, высказались о двух важнейших категориях: о месте и о времени.

Место – "Донбасс" Сергея Лозницы в "Особом взгляде". Время – "Лето" Кирилла Серебренникова в конкурсе.

Один открыл пространство, для которого не изобретено карты. Другой, находясь под домашним арестом, был властен химичить с временем, и открыл в изоляции черно-белое время свободы, очень похожее на счастье. В него можно войти дважды, можно купаться сколько влезет в его Финском заливе и быть вольной птицей на его кисельном берегу, не боясь утрат. Это время, как пластинка, только переставь иглу на виниле, никогда не пройдет, всегда с тобой, у каждого свое, ныряй не хочу. Имена "Майк", "Цой" здесь – лишь звуки, рождающие ассоциации. Режиссер снял фильм не о реальном историческом, – о воображаемом, и сделал это талантливо. Когда в последний каннский день будут повторять все фильмы конкурса, я пойду пересматривать "Лето", слушать в исполнении Романа Билыка "Ты дрянь" Майка Науменко, перезапись песен Цоя "Мои друзья идут по жизни маршем, и остановки только у пивных ларьков", "Я бездельник", "Восьмиклассница". И как Елена Коренева цикадой из лучшего советского мюзикла "Романс о влюбленных" поет: Just a perfect day, feed animals in the zoo, then later, a movie too, and then home.

"Лето" – время воображения, опирающегося отчасти на штамп, цитату, центон – то есть произведение, составленное из строк других произведений или реминисценций. На центоне, к примеру, во многом держатся тексты "Зоопарка": Гоголь одетый как Пушкин в песне "Уездный город N", не вошедшей в фильм и вдохновленной Desolation Row Боба Дилана, тоже населенной персонажами и авторами мировой культуры, но не так густо, как у Майка.

Кстати, центон как прием отлично подан и визуально – в одном из эпизодов "Лета" оживают обложки знаменитых западных альбомов. Серебренников экранизирует  их в секундных роликах.

В "Лете" нет ничего более осязаемого, чем настроение. В вечном объятии –руинированный ампир питерских парадных, просторы лепнины, перила выщербленных лестниц, закисшие безобидные партократы для контраста и соловьевский небритый недотыкомка-михрютка Баширов в электричке. Юность форева, и все-все живы, даже рок-н-ролл. Как в хорошем стишке непопулярной нынче Юнны Мориц, которую я впервые прочитала тогда же, когда купила Белую полосу "Зоопарка" и Шествие рыб "Телевизора" в ташкентском магазине грампластинок фирмы "Мелодия":

За исключением Булата, это и есть синопсис "Лета".

Времени "Лета" не существует нигде, кроме того берега, и никогда не существовало, и именно потому оно порождает сильнейшую из ностальгий. Время легенды – всегда вымышленнное, идеальное время. Приглашая в легенду русского рок-н-ролла, где Науменко и "Зоопарк", Цой и пока еще "Гиперболоиды", БГ и "Аквариум", "Телевизор", "Странные игры" и звукозаписывающий Андрей Тропилло, автор фильма не претендует знать и рассказывать правду. Но тетрадки Майка, с текстами и переводами Дилана и других, он листал и вывел на экран – на его широкие поля, как тексты Библии в "Ученике". В остальном у фильма нет ограничения обзора. В фильме Серебренникова мы попадаем в воображаемое, которое режиссер обнес специальными титрами – "этого не  было", но оператор Опельянц снимал так, чтобы в этом воображаемом времени мы чувствовали себя на месте, как если бы пели в бэк-вокале.

Люди "Лета" жили в Ленинграде, любили девушек, они были музыканты, их звали Майк Васильевич и Виктор Робертович. Трепетные потомки Микулы Селяниновича, слушающие Боба Дилана, Лу Рида и Velvet Underground, Марка Болана и T. Rex. Самый общий контур дат жизни и смерти не ограничивает видимого удовольствия воображать, как водится с перехлестом, занятия Майка, Цоя и Боба, выражения лиц.

Вместо реалистических портретов – энергичная анимация, рисованные помидоры в рифму к алюминиевым огурцам. Вместо кртитики эпохи позднего застоя – бой рок-музыкантов супергероев в электричке, завершаемый, как и многие другие эпизоды, титром "Этого никогда не было" в сопровождении хора электрических пассажиров Psycho Killer силами Talking Heads.

Вход в фильм – через окно сортира, спрыгивая с его подоконника в декорацию ленинградского рок-клуба, скучное помещение со сценой типичного советского Дома культуры. Проводник сквозь фильм – юный резонер в очках, фигура скептика, только подстегивающего воображение, не дающего ему зависнуть, остаться в рамках идиллии.

Это время найдено к месту: люди уходят в воображение, когда нет свободы жить настоящим. Тем, кого, по словам Пушкина, черт догадал родиться в России с умом и талантом, в этом времени приготовлено испытанное убежище от государственного молоха, наплевавшего на Конституцию, вернувшего в распоряжение судов и следствий пыточный арсенал советского репрессивного аппарата и имперские нагайки на улицы Москвы.

А это текст вышесказанной песни Майка Науменко "Уездный город N", самой длинной в русском роке:

Этот город странен, этот город непрост.
Жизнь бьет здесь ключом.
Здесь все непривычно, здесь все вверх ногами,
Этот город – сумасшедший дом!
Все лица знакомы, но каждый
Играет чужую роль
Для того, чтоб хоть что-то в этом понять,
Нужно знать тайный пароль.
Я приглашаю вас побродить вечерок
Средь площадей, домов и стен.
Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать.
Вот он – Уездный Город N
Смотрите – вот Леди Макбет с кинжалом в руках
Шатаясь ввалилась в кабак,
Прирезав педиатра Фрейда
В очередной из пьяных драк.
Король Артур с друзьями за круглым столом
Прилежно стучат в домино,
А папаша Бетховен лабает свой блюз
На старом разбитом фоно.
Он сед и беден, как церковная мышь –
Он не смог избежать перемен.
А когда-то он был королем рок-н-ролла
Уездного Города N...
У стойки бара Ромео курит сигару,
Допив аперитив.
Он поведет Джульетту в кино
На новый модный детектив.
В его кармане фляжка
Не с ядом – с коньяком,
А проводив свою подружку домой
Он поспешит в публичный дом,
Которым заправляет маркиз Де Сад,
Поклонник секты дзен.
Он самый галантный кавалер
Уездного Города N.
Вот Гоголь, одетый как Пушкин,
Спешит, как всегда, в казино.
Но ему не пройти через площадь –
Юлий Цезарь там снимает кино,
Он мечется среди камер,
Сжимая мегафон в руках,
А суперзвезды Пьер и Мария Кюри
Снимаются в главных ролях.
Но вот дана команда "Мотор! "
И оператор Роден
Приступает к съемке сцены номер семь
На главной площади Города N
Папа Римский содержит игорный дом –
По вечерам здесь весь высший свет.
И каждый раз перед тем, как начать игру,
Он читает в слух Ветхий Завет.
"Мадам! Мосье! Ваши ставки! " – кричит крупье,
Одетый в черный фрак.
"На красное! Двадцать тысяч! " –
Отвечает Иван-дурак.
Он известный фальшивомонетчик,
Его сообщница – Софи Лорен.
Они - заправилы преступного мира
Уездного Города N.
Волосатый малый торгует овец –
По этой части он спец.
Он – главный компаньон коммерческой фирмы
"Иисус Христос и Отец".
Его дела процветают
И оттого жестокий сплин
Владеет главой конкурентов
"Иван Грозный и Сын"
На бирже творится черт знает что,
Но за стабильностью цен
Следит Пол Маккартни – финансовый гений
Уездного Города N.
Родион Романыч стоит на углу,
Напоминая собой Нотр-Дам
Он точит топоры, он правит бритву,
Он охоч до престарелых дам.
Он с интересом наблюдает за дракой –
Это наш молодежный герой
Опять затеял битву с дураками,
Но бьется он сам с собой.
К нему подходит Жорж Санд, одетая в смокинг,
И шепчет: "Я – Шопен! ",
За ней следит Оскар Уайлд – шеф полиции нравов
Уездного Города N.
Чарли Паркер говорит Беатриче:
"Не угодно ли потанцевать?
Я знаю прекрасное место –
Здесь рядом, рукой подать".
Входя в дискотеку, они слышат,
Как главный диск-жокей
Кричит: "И все-таки она вертится! "
Вы правы, это – Галилей.
Он приветливо машет вошедшим рукой
И ставит диск Steely Dan.
О, да! Это самая модная группа
Уездного города N.
Лев Толстой вырыл яму, залез в нее
И отказался наотрез вылезать.
Он поносит всех оттуда такими словами,
Что не ловко их повторять.
Наполеон с лотка продает ордена,
Медали и выцветший стяг.
Ван Гог хохочет: "Нет, ты – не император,
Я знаю, ты - просто коньяк!
Но я возьму весь товар, правда только на вес... "
И он достает безмен.
В это время Луна, как ржавый таз,
Встает над Городом N.
Диоген зажигает свой красный фонарь,
На панели уже стоят
Флоренс Найтингейл и Мерилин Монро,
Разодетые как на парад.
К Джоконде пристали Казанова с Пеле:
"Мадам, разрешите наш спор.
В чем смысл прихода Бодхисатвы с Юга?
Мы не можем понять до сих пор. "
"А идите вы к бую! " – отвечает Джоконда,
Садится в свой Citroën
И, улыбаясь, исчезает в лабиринте улиц
Уездного Города N.
Таксист Харон, выключая счетчик,
Говорит: "А вот и вокзал".
Его пассажир Эйнштейн в смятенье:
"О! Я чуть не опоздал! ".
Он подбегает к кассе и просит
На пригородный поезд билет,
Но кассирша, Эдита Пьеха,
Отвечает: "Билетов нет! "
Анна Каренина просит всех покинуть перрон
И не устраивать сцен –
Все равно поезда никогда не уходят
Из Уездного Города N.
Три мушкетера стоят у пивного ларька,
К ним подходит Д'Артаньян.
Он небрежно одет, плохо выбрит
И, к тому же, заметно пьян.
На вопрос: "Не желаешь ерша с лещом? "
Он отвечает: "Мне все равно... "
В этот миг за спиной они слышат
Скрип телеги и крики: "Но-о! "
Это Маяковский в желтой кофте,
Доходящей ему до колен,
Везет пятнадцать мешков моркови
На рынок города N.
Архимед из окна кричит: "Эврика! "
Но мало кто слышит его –
Все прохожие смотрят на милую даму,
Проезжающую мимо в ландо.
Это Мария Медичи,
А служит она медсестрой.
Сейчас она торопится к Мао Цзэ Дуну –
Вылечить ему геморрой.
Но что бы она ни прописала ему -
Мышьяк или пурген –
Вскоре станет еще одной могилой больше
На кладбище Города N.
Дон Жуан на углу читает серию лекций
О дружбе и о любви.
Вокруг него толпа и в ней среди прочих
Спиноза, Блок и Дали.
А вот и Золушка. Милая девочка!
Ну как она-то оказалась здесь?
Она так устала, она запыхалась,
Ей некогда даже присесть.
Она когда-то мечтала стать балериной,
Но ей пришлось взамен
Каждый вечер подметать тротуары улиц
Уездного Города N.
Вокруг происходит так много всего,
Что я не знаю: что еще показать?
Поверьте, я мог бы говорить часами,
Но, пожалуй, пора кончать...
Пора садиться на корабль.
Кавалеры, пропустите дам!
В гостях хорошо, но дома лучше.
Итак, нам пора по домам.
Равномерней размещайтесь в каютах,
Иначе корабль даст крен.
Я надеюсь, вы остались довольны прогулкой
По уездному городу N.

1983