"Фотография" Арсения Тарковского

Когда-то мы снимали на пленку. Это всего лишь 36 кадров. Пленку приносили в редакцию в больших бобинах по 300 метров. В полной темноте ее наматывали в кассеты, некоторые мои коллеги умудрялись затолкать 38 кадров, шанс на удачу увеличивался. Самое страшное, когда ты уже почти все снял и в голове этот ключевой кадр, а курок затвора стоит на месте. Пленка кончилась. Это помогало не нажимать лишний раз, просто пропустить момент и дождаться лучшего. Все было отработано: проявка — десять минут, сушильный шкаф — одна минута, печать — ну это у кого какая сноровка. Отражение красного фонаря дрожит в ванне с раствором, руки тоже, потому что пару секунд назад звонил местный телефон и мрачноватый голос в трубке произнес: "Что, еще не готово?" Сейчас на всех нас валится

О ничевошных блинах и о том, зачем песня нужна

Обещали пшенные блины. Говорили о гордости района, местном колорите, вознесенской традиции. Мол, чуть не вместо хлеба их едят и гостей потчуют без разбору – свадьба, поминки, сватовство, кумовство и первомай. О чем вкус? – спрашивал я. Да ни о чем! – ответствовали мне. – Ни соли, ни сахара, ни дрожжей, ни кефира. Толченое пшено с водой. Другими словами, ничего... ничевошные блины. Я теперь возмущен. Ни разу меня не угостили этим "ничего". Другим – потчевали, как английскую королеву: грибы, огурцы, картошка-толченка, сало в луковой шелухе, яйцо домашнее печеное, пироги с черникой, земляничное варенье и самогон на вишне... Да так, что вываливался из-за стола потерявший совесть куль, а не английская королева... А"ничего" не дали попро

О выставке исторического казанского фотообъединения

Оказалось, не все люди на такие фотографии могут глядеть. "Убери, не хочу вспоминать, мы сами жили в этом кошмаре, я не буду смотреть," – сопротивлялась мама, когда я пробовала показать ей некоторые документальные, без бутафории, кадры 70-х годов. Старшее поколение пытается забыть. А известные некогда фотожурналисты вспоминают истории, которые и могли бы заснять, да вот что-то не сняли. С трудом добытая должность в престижном городском издании, хорошие отношения в коллективе, где все понимают, что можно, а что – нельзя, знакомый директор в мебельном, закрытые показы иностранных фильмов. Скромная бытовая и дружеская коррупция. Зачем портить жизнь себе и другим, к чему нарываться? Между тем, некоррумпированные фотографии показывают сейчас в Москве, в Мультимедиа А

О том, что значит подойти ближе

В 2008 году Венгерский национальный музей приобрел у Международного фотографического центра Нью-Йорка 985 работ Роберта Капы. 120 снимков из этой коллекции представлены на выставке "Ретроспектива" в московском Мультимедиа Арт Музее. Самая известная фраза Капы: если ваш снимок недостаточно хорош, вы просто подошли недостаточно близко. У Капы не было объектива с комфортным зумом, когда фотограф стоит на месте и знай себе крутит колечко – то ближе, то дальше. С зумом гораздо удобнее кадрировать и можно приблизить опасный объкт к себе, не приближаясь самому. Если бы у военных корреспондентов была такая возможность, их бы больше осталось в живых. Но во Вьетнаме 25 мая в 14.45 он просто шел за французским военным конвоем и наступил на мину. Капа поехал во Вьетнам по пр

Выдающийся фотограф о том, что сейчас, и о том, что всегда

Первый раз я увидела эти фотографии где-то в интернете, знакомый фотограф показал: вот, посмотри, какой дядечка. Помню, что размер снимков на экране был небольшим, как будто выложили чей-то любительский архив. Есть такие сайты, где люди знакомят зрителей со своими старыми фотокарточками, любительскими кинофильмами о туристических поездках советского времени. Но это были другие фотографии. Они явно принадлежали не любителю, а скорее напоминали известную серию Картье-Брессона о Москве 50-х годов. Взгляд бесстрашного и внимательного фотографа, абсолютно документальный. Но фотограф был местный. Потом, оказалось, и не один. Соколаев, Воробьев, Трофимов – "Отдел технического фотографирования" на Новокузнецком металлургическом комбинате. Они не имели ничего общего с официальн

Красный ветер сметает тонкие стебли растений, натянута синяя тетива, чему быть серым решаешь ты сам

Начинающим фотолюбителям советские рецептурные справочники степенно советовали: если у вас слишком светлый объект, прикройте диафрагму, а если слишком темный (например, черный бархат) откройте диафрагму на две ступени, иначе на снимке вообще ничего не увидите. В результате и получается - серый, ни черного, ни белого. Но изображение печатать с такого негатива можно. Серенькое. Таков же принцип работы автоматического замера экспозиции, который настроен на средне-серый. Если фотограф не может сам управлять световым потоком, его изображение не имеет тональности. Каждый, кто работал с черно-белой пленкой, сталкивался с этим и начинал выяснять, как же и снег сделать белым, и остальное изображение сохранить со всеми полутонами. На многие вопросы в 1939 году ответил знаменитый фотограф Ансель

О выставке "Феликс и Поль Надары. Традиция и каприз" и о том, что не всякому гению полезно позировать для потомков

Выставка Надаров в московском Мультимедиа Арт Музее открывается семейными фотографиями. Всех домашних снял Феликс Надар. И себя тоже. Он как-то пронзительно смотрит на посетителей Дома фотографии, будто старается увидеть лицо, которое подошло бы ему для портрета. Просвещенный разговор за спиной: Да он, по-нашему, одних только звезд снимал, вот и стал известным… Лицо жены Эрнестины снисходительно и спокойно, а мальчик на тяжелом железном велосипеде – это сын Поль. Железные ободья колес – пока без шин, не придумали еще. По булыжной мостовой нелегко катиться, наверное. В зале основной экспозиции в голове включается Высоцкий: На стене висели в рамках бородатые мужчины, все в очечках на цепочках, по-народному – в пенсне. Все они открыли что-то, все придумали вакци

Про Торопец, и где у него ударение

Автобус выезжает в семь утра с Тушинского автовокзала в направлении Пскова. Билет берешь до Торопца, а приезжаешь уже в Торопец – ударение на второй слог. Правда, не сразу. Автобус-красавец высаживает пассажиров в Нелидово, дальше только на веселой маршрутке с шансоном. Невыгодно автобус гонять, пассажиров до города трое – заранее готовая к испытанием барышня, младенец в ее длинной сумке, смахивающей на небольшую байдарку, и я. Прыгаем по кривой дороге. Спрашиваю у попутчицы, нужна ли помощь? Ей, похоже, ничего не страшно. Объясняет мне, как добраться до гостиницы: прямо-прямо. Городская площадь, приехали. Останавливаюсь у памятного стенда «Знаменательные даты земли торопецкой», начинаю читать с первой строчки: 1074 – первое упоминание о Торопце в Лаврентье

О стрельбе из водяного пистолета и народных обычаях Багдада

Я люблю народные праздники и гулянья. Много народу, весело. На человека с фотоаппаратом меньше обращают внимания. Это была неделя празднования Курбан Байрама – у арабов звучит Ид-аль-Фитр – когда мы прилетели в Багдад. От красивого и значительного города осталось немного, дома разбиты и искорежены, вместо памятника Саддаму только круглый постамент. Улицы перегораживали бетонные блоки.  В начале одной из них, вместо шлагбаума стоял письменный стол с ящиками,  любой желающий тут же мог сесть за него и посреди развалин написать письмо или стихи. Военные в камуфляже ездили с торжественными и напряженными лицами. Горожане, которые не разбежались или верили, что они бессмертны, выходили вечерами посидеть на речке Тигр, брали с собой детей, стелили коврики на траву и трапезн

Об истории в фотографиях и о том, у кого память лучше, и еще о разнице между правой и левой стеной

Смотрела в Центральном Манеже работы, присланные на юбилейный конкурс фотографии «Серебряная камера». 15 лет он существует, принимает репортажи о Москве - отдельные кадры и фотоистории, целые сериалы. До объявления призов имена участников не разглашают. Поэтому назову только несколько циклов – «Испытатели», InstaMoscow, «Последние дни ЗиЛа».  Экспозицию разделили натрое. В центральной галерее выставлена архивная коллекция из Московского дома фотографии. Слева от нее избранное призеров «Серебряной камеры» за все 15 лет. Справа - работы нынешних конкурсантов. Публика медленно движется по залу, тут нужно терпение, а потом снова собирается в центре, разглядывая старую, то есть моложе, чем сейчас, и еще не совсем растерзанную Москву.